— Превосходно. Иди и расскажи об этом своим друзьям и близким. — Я не отношу себя ни к тем, ни к другим. Хотя удивляет, что такая, как она, может найти круг людей, готовых терпеть ее, я знаю, что подонки есть в каждом уголке мира.

Она поднимает подбородок.

— Ты мой сын.

— Уже нет. И ты в этом убедилась, Грейс. — Она вздрагивает, когда я называю ее по имени, и меня пронзает вспышка удовлетворения. Надеюсь, это больно — знать, что я даже не называю ее матерью. Больше нет. С тех пор как…

Я крепко зажмуриваюсь от этих мыслей, приподнимая подбородок на дюйм.

— Не заставляй меня снова просить тебя уйти.

— Или что? Ты вызовешь охрану и вышвырнешь меня, потому что сам не можешь справиться со своей дорогой старой мамой? — Слова слетают с ее губ, как кинжалы, нацеленные в мое сердце, но у меня уже давно выработался иммунитет против ее негатива. Она делает несколько шагов ближе, как будто это усилит эффект от ее слов. Затем вздыхает, качает головой и подносит руку к лицу.

Ее фальшивый жест поражения меня не обманет. Я лучше знаю, как не поддаться на ее манипуляции и чушь.

— Мне очень жаль. — Эти два слова меня удивили — я не знал, что они есть в ее лексиконе. Полагаю, она повысила уровень своей манипулятивной игры. Но как насчет всего остального, за что она должна извиниться? То, что она не может вернуть назад, что нанесло непоправимый ущерб моему детству? То, что на самом деле имеет значение?

— Слушай, я просто хотела поговорить… — Я поднимаю руку, прерывая ее слова и вспоминаю, когда она в последний раз просто хотела поговорить.

— Мне неинтересно то, что ты хочешь сказать. — Пока она говорит, я чувствую, как на меня наваливаются плохие воспоминания. Каждый раз, когда мы разговариваем, прошлое начинает материализоваться, словно тяжелые грозовые тучи, заслоняющие свет и угрожающие моему рассудку. Вспышки воспоминаний затуманивают зрение: грязь, мокрая, поднимающаяся вода, страх утонуть в клетке, боль, мороз, ужас, абсолютный холод одиночества и вопрос, будет ли этот раз, когда я закрою глаза, последним?

Я глубоко вдыхаю, затем медленно выдыхаю, погружаясь в момент. Я больше никогда не буду беспомощным. Она больше никогда не будет иметь надо мной власти. Я больше никогда не застряну в тех моментах времени. Я пережил это. Я переживу и сейчас.

— Просто… уходи. — У меня нет сил с ней разбираться. Я пообещал себе, что больше никогда не буду иметь с ней дела, но она упорно хочет сделать из меня лжеца. — Уходи и не возвращайся. Тебе здесь не рады, как и в моей жизни в целом.

Она колеблется, но, к счастью, ничего не говорит. Вместо этого изучает меня, ее темные глаза, похожие на жидкие лужи, напоминают мне глаза демонов, которых так часто изображают в фильмах. Она слишком долго была моим личным демоном, но я избавился от нее в пользу жизни, которую контролирую сам.

Ее голос понижается почти до шепота.

— Ты не можешь отгородиться от меня навсегда. — Она даже не догадывается, что я так и планирую.

Она придвигается ближе, кончики ее пальцев скользят по столу Сандры, как будто неуверенно стоит на ногах. Но ее взгляд не отрывается от меня, и я уверен, что это еще один спектакль, который она разыгрывает специально для меня. Когда люди неустойчиво стоят на ногах, они часто смотрят на землю, чтобы убедиться в безопасности следующего шага. Но только не она. Она придумывает все на ходу, и это само по себе тревожно.

— Я отгородился от тебя еще тот раз, когда ты пыталась убить меня, Грейс. — Когда я произношу эти слова, то вижу что-то… странное в ее глазах. Что-то почти похожее на сожаление. Я не сомневаюсь, что она сожалеет о том, что не убила меня, — Господь свидетель, она долгое время старалась изо всех сил.

— Я никогда не пыталась убить тебя, Рико. — Она протягивает руку, чтобы коснуться моего лица, но я отшатываюсь. Без предупреждения она отворачивается от меня и упирается обеими ладонями о стол Сандры, словно пытаясь поймать равновесие и перевести дыхание. Я вижу, как она смотрит вниз на папки и бумаги, и надеюсь, что она не запоминает каждую деталь.

— Сандра… — говорит она. — Красивое имя. Я всегда хотела иметь дочь, знаешь ли.

— К счастью, судьба отказала тебе, и вместо нее ты получила меня. — Я стою в стороне, недосягаемый, руки снова сцеплены за спиной. Без сомнений, с девочкой ей было бы еще хуже. Или, черт возьми, может быть, она была бы хорошей матерью для дочери. Все, что знаю, это то, что она не была хорошей матерью для меня.

— Ты ведь знаешь, что я люблю тебя? — спрашивает она, поворачивая голову и заглядывая мне в глаза.

— Ты не причиняешь боль тем, кого любишь, Грейс. Ты лелеешь их, бережешь и заботишься о них. Ты не запираешь их в собачьих клетках на заднем дворе во время ливня, чтобы они утонули с паводком на шее. — Произнося эти слова, я чувствую холод, поднимающуюся воду, ужас, когда металлический ящик тонет в грязи, а вода продолжает подниматься.

Ее глаза сужаются, и я задаюсь вопросом, не забыла ли она ту ночь. Как она оставила умирать маленького, испуганного мальчика в собачьей будке и вернулась к мужчине, запертому в детском теле, потому что мое детство умерло в том потопе.

— Я никогда не забуду, что ты сделала. Ты можешь лгать себе, можешь говорить друзьям, что я был проблемным ребенком, можешь говорить, что я заслужил все, что ты со мной сделала, но я никогда не забуду правду. — Я делаю шаг ближе к ней и понижаю голос. — И я никогда не прощу тебя. Ты не заслуживаешь моего прощения.

Я вижу, как белеют костяшки ее пальцев, когда она хватается за край стола Сандры.

— Ты должен простить меня, иначе прошлое будет грызть тебя вечно. Кроме того, благодаря мне ты стал сильным. — Я напряженно усмехаюсь.

— Нет, ты сломала меня. Я сам сделал себя сильным. Достаточно, чтобы пережить тебя, что бы ты со мной ни вытворила. А теперь ты умрешь в одиночестве среди незнакомцев, которые даже не знают тебя. Убирайся из моей жизни и не возвращайся — тебе здесь не рады. — С этими словами бросаю взгляд мимо нее на двух ожидающих охранников.

— Я уйду сама. Не нужно, чтобы твои головорезы вышвыривали немощную старуху, Рико. Я твоя мать, а не враг. — Она машет на меня обеими руками, как будто это я