Шрифт:
Закладка:
Гройль поправил эту фуражку на лысой голове.
– Готов? – спросил он, хотя я ни к чему не готовился. – Тогда пойдем погуляем. Накинь куртку, там прохладно.
И верно, темнота за дверью оказалась не по-весеннему промозглой. Мы прошли всего с десяток шагов по сырой траве, и я промочил ноги по колено.
Директор посмотрел на меня с усмешкой:
– Не шмыгай так громко носом, пионеров разбудишь. Кстати… если ты еще не заметил… по Костяному Бору лучше передвигаться на полном приводе.
Он не стал читать заклинания, просто щелкнул пальцами – и на излете этого движения мы оба перекинулись в волков.
Мне всегда нравилось превращаться. Я попрыгал на месте и отряхнулся, и моя серая шерсть моментально высохла. Оглядев свои лапы и когти, я остался доволен. Тогда я посмотрел на своего спутника.
Я больше его не боялся.
Гройль принял звериное обличье – стал громадным, длинноногим и остроухим вервольфом, злобным с виду, хотя и довольно потрепанным. Кто-то (не помню, кто) рассказывал мне, что оборотни растут всю свою жизнь, пока их не перестает носить земля – но чаще всего они гибнут раньше, ведь они не бессмертны. Судя по всему, Гройль жил чрезвычайно долго, хотя удлинялись у него, кажется, в основном лапы и зубы. И облезлый хвост.
– Думаешь много, красавец, – бросил он, не оборачиваясь. – Следуй за мной…
И мы рванулись вперед. Вы помните: волки-оборотни не бегают, не прыгают и даже не летают, если сами того не хотят. Они просто возникают в пространстве в той точке, куда хотят переместиться. Это очень удобно. Иначе каждый из нас расшибся бы о ближайшую елку или сосну.
Однако для того, чтобы начать перемещение, хорошо бы точно знать, куда ты хочешь попасть. Потому что запросто можно угодить в никуда. Говорят, такие случаи бывали и в древности, и сейчас.
Но в этот раз пункт назначения был для меня неясен.
Мимо нас пролетали клочья тьмы, будто мы оказались в самом центре грозовой тучи. Да, мы двигались, потому что двигалась вся окружающая нас реальность. Но мы не ощущали скорости и не встречали препятствий, как будто были вырезаны из этой самой реальности – до тех пор, пока нам не придет время очутиться в новой точке.
Хотя слово «время» здесь тоже не слишком подходит. Если вы учили физику, то сами понимаете, почему.
Так мы летели минут десять или пятнадцать – я имею в виду, привычных человеческих минут, по моим ощущениям. Темные облака слева и справа пролетали то быстрее, то медленнее, и тогда казалось, что мы шарахаемся из стороны в сторону, как летучие мыши. Возможно, Гройль тоже не знал, куда лететь, и выбирал дорогу наугад. Вот только угадывал он гораздо быстрее, чем я.
Вот он на ходу опустил морду, потянул воздух носом, метнулся в сторону и затормозил всеми четырьмя лапами (по крайней мере, я видел его маневр именно так).
– Ой, – успел сказать я и едва не врезался в его бок.
– Освоить квантовый телепорт любой дурак может, – назидательно сказал волк Флориан. – Надо уметь вовремя останавливаться. Понял?
Ох, как он любит поучать, подумал я. И тут же неощутимо, но больно получил по носу. Даже чихнул от неожиданности.
– Учить – не люблю, – проворчал Гройль. – Но буду. А ты будешь учиться, и слушаться будешь бес-пре-ко-словно, а не то…
– А не то что?
– А не то рассыплю тебя на атомы, так что хрен потом соберешься, двоечник.
Я никогда не знал, когда он шутит, а когда нет. Но и наглость немножко прибрал. Вместо этого огляделся и удивился.
Мы стояли на краю обширного болота, а может, заболоченного озера. Тут и там из темной воды торчали мертвые стволы деревьев. Сухие березы белели в мутном лиловом мареве. Мне показалось, что в этом выморочном лесу никто не был рад гостям. Ночные птицы издавали странные заунывные звуки, будто предупреждали друг друга о нашем появлении. Даже лягушки квакали как-то неприязненно.
Гройль по сторонам не смотрел. Он снова принюхался:
– Это здесь. Совсем рядом.
Я посмотрел на него вопросительно.
– Не буду ничего объяснять, – сказал он. – Привыкай справляться сам. Смотри и слушай. Что ты чувствуешь?
Немного смущенный, я поднял уши и навострил нос. Пахло болотом. Пахло какими-то мелкими мерзкими зверьками вроде крыс («Правильно, ондатры», – подсказал голос в голове). Под ближайшими кочками прятались две или три гадюки. Меня передернуло.
Но было и еще кое-что, необычное для здешних мест.
– Металл, – сказал я. – Обгорелый металл, бензин, машинное масло. И еще… оружие?
– Да что ты говоришь, – присвистнул Гройль. – Окей. Посмотрим поближе.
В следующую секунду пространство вокруг опять изменилось. Теперь мы с доктором Флорианом стояли на мшистом островке посреди болота, шагов в двадцать длиной. Было очевидно, что добраться сюда на двух ногах немыслимо. Даже и на четырех можно было запросто ухнуть в темную жижу и там остаться. Я наступил на гнилую корягу и в ужасе отпрыгнул: из-под коряги выкатилась длиннющая черная змея, но кусаться не стала, а быстренько скользнула в воду.
– Это уж, – пояснил Гройль. – Уж – от слова ужас.
Старый хитрец ни капли не испугался. Даже глазом не моргнул.
– А если какая-нибудь кобра ужалит оборотня? – поинтересовался я.
– Подохнешь как собака. Мы не всемогущи.
Я шмыгнул носом.
– Не отвлекаемся от дела, – напомнил Гройль. – Вникай дальше. Что видишь?
Я послушно исследовал запахи. Машинная вонь стала нестерпимой. Целая груда опасного металла скрывалась где-то тут, в многометровой болотной грязи. Интересно, как справляются с этим полицейские ищейки, подумал я. Так же невозможно работать. Того и гляди стошнит.
– Это какая-то военная машина, – пробормотал я. – Старая, очень старая. И большая. Она лежит здесь рядом, на болоте.
– Сама сюда заехала? – усмехнулся Гройль.
Ну конечно. Конечно. К бензиново-масляной волне добавилась другая. Запах застарелой и безнадежно мертвой плоти. Если вам не слишком стремно, я постараюсь объяснить.
Живой организм дает о себе живую и свежую информацию. Ты словно бы знакомишься с ним, с расчетом на будущее: сожрешь ли ты его, если вкусный, или (чего доброго) он сожрет тебя. Или вы с ним займетесь чем-нибудь другим, менее кровавым.
О дохлятине ты не узнаешь ничего, кроме разве что прямых причин, по которым она подохла (сказать по правде, не так уж это и ценно – истории разные, а финал-то один). У трупа нет будущего, как нет и настоящего. Мертво даже