Константинова прийти с женой Катериной и начал их спаивать. Напившись, Константинов заснул на диване. Когда он проснулся, прислуга сказала ему, что его жена в спальне с Ежовым. Вскоре она вышла из спальни вся растрёпанная, и они уехали домой. Дома она плакала и сказала ему, что Ежов вёл себя как свинья. Когда Константинов прилёг, Ежов пошёл танцевать с ней фокстрот; во время танца заставил её держать в руке его член. Потом напоил её и изнасиловал, порвав нижнее бельё.

На следующий вечер Ежов опять позвал Константинова выпить и сказал ему: „Я с твоей Катюхой всё-таки переночевал, и она хотя и старенькая, но неплохая женщина“. В этот раз они после ужина легли спать вместе. Как рассказал Константинов: „Только я уснул, как что-то почувствовал во рту…“.

На суде Ежов своей единственной ошибкой признал недостаточную борьбу с „врагами народа“, засевшими в органах госбезопасности.

— Я почистил 14000 чекистов, но я мало их почистил… — вот его последние слова.

Знакомство Лаврентия Берии с женой Ниной историк Тадеус Уиттлин описывает так: „В спальном купе Лаврентий приказал девушке раздеться. Когда она, испуганная, хотела убежать, Берия запер дверь. Затем он ударил её по лицу, скрутил руки, толкнул на кровать… Она была молода и невинна, но выглядела созревшей. У неё были маленькие груди, большие глаза и пухлый чувственный рот. Было бы глупо с его стороны отказаться от такого создания природы“.

Легенда повествует о том, как Берия ездил по улицам Москвы в поисках красавиц. Когда находил достойную, охранники хватали её и везли в особняк Лаврентия Павловича, где тот насиловал несчастную.

Начальник личной охраны Берии полковник Саркисов позднее подтвердил всю схему за исключением того, что женщин приходилось хватать: „Если какая-нибудь из них нравилась Берии, он велел мне установить связь. Если это удавалось, я докладывал Берии и по его указанию ездил за женщиной либо посылал машину, предварительно договорившись о встрече…“

Широко известны воспоминания актрисы Татьяны Окуневской: „Он сказал, что, если я не выпью бокал, он меня не отпустит. Обнял за талию и подталкивает к двери, и, противно сопя в ухо, тихо говорил, что поздно, что надо немного отдохнуть. Очнулась, тишина, никого вокруг. Вышла, села в стоящую у подъезда машину, приехала домой…“

Когда в 1948 году Окуневская за антисоветчину очутилась в тюрьме, её сделал своей наложницей министр госбезопасности Виктор Абакумов, а наигравшись, отправил по этапу.

На допросе Берия признал, что сожительствовал с тремя сотнями женщин. Исключительно по обоюдному согласию. Это подтверждают многочисленные письма „интимно-пошлого содержания“ от десятков дам, которые при обыске нашли в его особняке.

Интересны воспоминания секретаря Министерства оборонной промышленности Тамары Беляковой. Она рассказывала, как знакомые грузины возили её на госдачу в Архангельском. Когда Тамару ввели в большую гостиную, там находились девять девушек. Им предложили раздеться, оставив лишь лифчики и туфли. Затем всех уложили в круг на ковре, головами к центру, под ёлку. Образовалась ромашка. В гостиную в халате, на носу пенсне, вошёл хозяин. Берия медленно обошёл „цветок“, остановился у одного лепестка и выдернул его за ногу из круга. Избранница последовала за хозяином, остальные могли одеваться. Им предложили отменно сервированный стол, подарили по бутылке вина и после ужина развезли по домам.

Кстати, по свидетельствам военных, нёсших охрану подземного бункера, где содержали Берию после ареста, он уже на следующий день стал требовать себе женщину.

Основатель Соловецкого лагеря Глеб Бокий после ареста в 1937 году показал на следствии, что, будучи членом высшей коллегии ОГПУ — НКВД, организовал в Кучино „дачную коммуну“, где каждые выходные вместе с товарищами по службе и их жёнами устраивал оргии. Лица обоего пола обязаны были ходить голыми. Это называлось „культом природы“.

Созыв Учредительного собрания в качестве органа верховной демократической власти был требованием всех социалистических партий в дореволюционной России — от народных социалистов до большевиков. В мае 1917 года решением Временного правительства Георгия Львова было образовано Особое совещание для подготовки проекта „Положения о выборах“. В июне была назначена и первая дата выборов — 17 сентября. Но уже в августе Временное правительство Керенского постановило назначить выборы на 12 ноября, хотя работа над проектом „Положения“ была уже завершена.

Для большинства политических сил того времени идея созыва Учредительного собрания оставалась „альфой и омегой демократической революции“. Именно поэтому большевики и подтвердили свою готовность провести выборы в установленный срок.

Постановление правительства о созыве Учредительного собрания в назначенный срок 27 октября (9 ноября) 1917 г.

Именем Правительства Республики избранный Всероссийским съездом рабочих и солдатских депутатов с участием крестьянских депутатов Совет Народных Комиссаров постановляет:

1) Выборы в Учредительное собрание должны быть произведены в назначенный срок, 12 ноября.

2) Все избирательные комиссии, учреждения местного самоуправления, Советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов и солдатские организации на фронте должны напрячь все усилия для обеспечения свободного и правильного производства выборов в Учредительное собрание в назначенный срок.

Именем Правительства Российской Республики

Председатель Совета Народных Комиссаров

Владимир Ульянов-Ленин

12 ноября в 68 избирательных округах состоялись выборы в Учредительное собрание, в которых приняли участие более 44 млн избирателей. Их итоги, которые беззастенчиво „лепились“ на местах, оказались неутешительными для большевиков: они получили около 24 % голосов, эсеры, энесы, меньшевики и другие соцпартии — 59 %, а кадеты и близкие к ним группировки — 17 %. В итоге из 715 мандатов 385 достались правым эсерам, энесам и меньшевикам, а 175 — большевикам. При этом членами собрания были избраны такие одиозные фигуры, как беглый премьер Александр Керенский, экс-министр иностранных дел Павел Милюков, атаман Донского казачьего войска Алексей Каледин и вожди УНР Симон Петлюра и Михаил Грушевский.

Как пишет Елена Прудникова: „Если смотреть на всё с позиций демократической теории, то смысл спора об Учредительном собрании вообще непонятен. Невооружённым глазом не разглядеть, чем отличалась эсеровская программа от большевистской — там говорилось практически одно и то же. Существенные разногласия были лишь в одном пункте: эсеры считали Учредительное собрание высшей властью, которая должна определить дальнейшую форму правления, а большевики требовали, чтобы Учредительное Собрание признало и дало статус законной власти уже сложившейся советской системе и, соответственно, Совнаркому. Не всё ли равно, какое именно правительство будет реализовывать одну и ту же программу?

Но если взглянуть на ситуацию с точки зрения управленческой практики, то сразу же видно, что это позиции антагонистические. У нас вообще очень не любят признавать по отношению к истории то, что в сегодняшней России знает каждый бомж: дело не в программах, дело в политической воле и в исполнительном механизме.

Если бы большевики честно придерживались