Шрифт:
Закладка:
Ник поспешно отвел взгляд, и Клио, зардевшись, поняла, что ее ночнушка промокла насквозь. Нырнула в пену по самый нос, будто укутываясь мягким пуховым одеялом.
Смущение прогнала озорная, мальчишеская улыбка, которая делала Ника младше своих двадцати трех. Особенно сейчас, с взъерошенными после сна волосами…
– Да здравствует анархия! – радостно провозгласил он, и прямо в пижамных штанах залез в ванну.
Вода, не выдержав такого издевательства, через край полилась на пол. Никого из них это не беспокоило. Дурачясь, словно два щенка, они брызгались друг в друга пеной. Потом Ник провозгласил Клио королевой снов и водрузил ей на голову корону из пены. В ответ она нанизала комочек пены ему на нос.
Кошмар отступил, вспугнутый заразительным смехом Ника и разливающимся внутри теплом. А еще – неподдельным счастьем.
Жаль, но совсем скоро для Ника настала пора уходить – кошмары разбудили Клио накануне рассвета. Он тактично поднялся из ванны первым и оставил ее, разморенную, согревшуюся, снимать с себя мокрую пижаму и кутаться в махровое полотенце. Когда она вышла, Ник уже был полностью собран. Рубашка и брюки – безукоризненный костюм младшего инспектора – сидел на нем идеально и в то же время словно отдалял Клио от хохочущего, перемазанного в пене Ника, который сидел в ванной так близко от нее.
Улыбнувшись, он чмокнул ее в нос.
– Попробуй еще поспать. И чтобы никаких больше кошмаров!
Ник ушел, и в доме стало пусто. Даже кружащаяся над головой голубка и бьющиеся в окна солнечные лучи не помогали растопить вернувшуюся тревогу. Из головы снова не выходили мысли о Ткаче Кошмаров. И о тех, кто пострадал от ее рук.
Выдохнув, Клио сжала в руках амулет зова и воскресила в памяти образ Кьяры Бьянки. Не первый раз за последние две недели. И, возможно, не последний.
Шаманка не откликалась, сколько бы Клио ее ни звала. Тогда она сменила тактику: послала зов ее отцу, Пако-Ташу. Был ли он более расположен к ней или просто оказался более деликатным и незлобивым, Клио не знала. Однако не прошло и нескольких мгновений, как на противоположной стене отразилось его лицо.
Седовласый шаман даже сдержанно улыбнулся, вселив в нее толику смелости.
– Пако-Таш, Кьяра уже несколько дней не отвечает на мой зов. А мне очень нужно поговорить с вашей дочерью. И извиниться перед вами, – смущенно добавила Клио, поняв, что до сих пор так этого и не сделала.
Пако-Таш махнул ладонью, словно стирая ее извинения.
– В убийстве наших духов виновата не ты. А родителей не выбирают. – Он тяжело вздохнул. – Я попытаюсь убедить Кьяру выслушать тебя. Но не жди чуда. Моя дочь упряма, а порой и вовсе несгибаема. Дай мне несколько минут, потом попробуй снова.
Клио, от волнения покусывая ноготь, кругами ходила по комнате. Будто вторя ей, голубка над головой описывала те же круги. Спустя назначенное время Клио снова сжала в руках амулет зова.
И на этот раз шаманка откликнулась.
Она сидела в чьем-то шатре, вероятно, готовясь к камланию – Клио заметила лежащий на полу бубен. Когда между ними протянулась ниточка связи, Кьяра ничего не сказала. Лишь смотрела на нее, скрестив руки на груди.
– Я задолжала тебе и всему вашему племени извинение. За то, что Ткач Кошмаров сделала с Руаной и с вашими духами-предками. Я хотела бы исправить все то, что она натворила, но… не могу.
Кьяра молчала. Лицо ее было непроницаемо, карие глаза – темны и холодны, словно океанские глубины.
– Ты можешь ненавидеть нас за ту боль, которую Бадо́ причинила твоему народом. Но в этом нет смысла. Мы с Морриган – не наша семья. Не наша мать. Я не могу ненавидеть людей просто за то, что они связаны с кем-то другим. Думаешь, я бы не хотела, чтобы моя мать была другой?
Осознав, что, срывая голос, кричит, Клио изумленно замолчала. Сжала губы, чувствуя их соленость. Она почти никогда не позволяла себе плакать. Почему же именно сейчас?
Кьяра смотрела на нее, но не участливо, а почти пытливо. Будто и сама пыталась понять, что заставило Клио потерять самообладание у нее на глазах.
Истина не в том, что Клио только сейчас окончательно осознала, кем была ее мать. Это осознание, чем дольше, тем больше в ней зрело. С каждой новой историей про легендарную Леди Ворон. С каждой новой жертвой, унесенной ею в мир теней – словно сама Бадо́ Блэр была воплощенной смертью.
Но прежде Клио хотелось верить, что все те жертвы были во благо, если так вообще можно сказать про отобранную жизнь и пролитую кровь. Что Бадо́, даже будучи полуночной, была на стороне света, а ее враги – на стороне тьмы. Именно эта вера позволяла Клио гордо вскидывать подбородок, когда в школе ей в спину неслись шепотки.
«Да, я потомственная, хоть и не инициированная ведьма, – говорил ее полный достоинства взгляд. – Да, я дочь легендарной ведьмы Бадо́ Блэр».
Истина в том, что Клио поняла: другой матери у нее никогда не будет. Что бы она ни сделала, ее будут судить по тому, что сделала Бадо́. И о чем теперь может сказать ее взгляд?
«Да, я – дочь легендарной убийцы, Ткача Кошмаров?»
– Я…
Клио попыталась выдавить что-то еще, но потеряла себя в лавине захлестнувших ее эмоций. А Кьяра молчала. Как и обещал Пако-Таш, он убедил дочь выслушать Клио. И на этом все.
Хуже всего было отчетливое, кристально чистое понимание: Кьяра никогда Клио не простит. А значит, ее – девушку, которая помогала им с Сиршей спасти спящих от Ткача Кошмаров – она видит последний раз в своей жизни.
Дрожащая рука упала вдоль тела, выпуская амулет. Лицо Кьяры побледнело и погасло. Какое-то время Клио смотрела в пустоту перед собой, задавая себе один и тот же вопрос. Может, она и не достойна прощения? Она ведь знала, на что по-настоящему способна Бадо́.
Повзрослев, Клио многое начала понимать.
Когда на счету Леди Ворон было несколько жертв – жертв на сей раз наверняка ни в чем не повинных, невинных, – Клио тешила себя глупой иллюзией, что сможет как-то… нивелировать ущерб, нанесенный Бадо́ миру. Если та заберет с собой несколько жизней, она спасет десятки.
Теперь же, следуя собственной логике, ради хрупкой идеи равновесия Клио придется спасти сотни
