– До свидания, профессор Чейз.

Он кивнул, не глядя при этом на Мари. Ледяная стена, которую он возвел между ними за считанные секунды, казалась нерушимой. И лишь перед тем как Мари открыла дверь, он холодно бросил:

– Не забудьте про свое обещание, мисс Бэсфорд.

Мари стиснула металлическую ручку и молча вышла.

Бал первокурсника ждали многие, особенно спектакль, где должны были сжечь ведьму.

Мари выглядывала из-за кулис. Свет софитов слепил, поэтому полный зал сливался в темное однотонное пятно. Она могла разглядеть лишь преподавателей, которые сидели на первом ряду. Среди них вице-канцлер Кэролл, профессор Чейз. На секунду их глаза встретились, хотя он никак не мог узнать Мари, и она поспешно отступила.

Привычного волнения, как перед выступлением, не было. Вместо этого на Мари нахлынуло жуткое чувство дежавю, от которого кружилась голова. Поэтому, когда настал черед выйти на сцену, Мари словно слилась с ролью. Осталась лишь героиня – Мелисса.

Эллиот играл безупречно. Помощник инквизитора Ноэль, влюбленный в юную ведьму, очень правдоподобно изображал страсть. В середине спектакля он притянул Мелиссу к себе и поцеловал. А затем пытался углубить поцелуй, за что Мари слегка прикусила ему язык. Все-таки она не до конца растворилась в своей героине. Эллиот даже не скривился. Профессионал, что сказать.

И вот близился финал. Инквизитор Люциус, которого играл чернокожий третьекурсник, казнил Ноэля, а Мелисса наслала на Люциуса проклятье слепоты. Мысленно она смеялась, потому что по сценарию надо было махать руками и бубнить заклятия. Ведьмы так не колдуют. Они не могут использовать слова, иначе никакое общество «Sang et flamme» им было бы не страшно.

Но спектакль на то и спектакль. И все же Мари не покидало чувство, что все не так. Что сценарий врет и все было иначе. Был другой Люциус. Зеленоглазый, улыбчивый. Был другой Ноэль – страстный и принципиальный. И была другая Мелисса. И не только она. Был кто-то еще…

Спектакль завершился. Мари сыграла главную роль с блеском, но в последней сцене едва не лишилась сознания. Алые шелковые ленты, поддуваемые снизу, извивались вокруг Мари, когда ее привязали к столбу. А она кричала от настоящей боли и чувствовала запах собственной горелой плоти. Он горькой пленкой осел в горле, ни сглотнуть, ни смыть; в носу стоял едкий дым, выжигающий глаза.

Зрители были в восторге от актерского мастерства Мари, и никто не догадывался, что она не играет. Как во сне, она поклонилась и ушла со сцены. А теперь она пряталась в гримерной, сгорая от стыда и омерзения к себе. Мама учила ее быть сильной ведьмой, а она чуть не умерла от страха.

– Все закончилось, все закончилось, – шептала Мари.

В ушах звучал гром аплодисментов. Ей хотелось, чтобы он стих, но грохот становился громче. Как бой барабанов, который преследовал Мари с первого дня появления в Вэйланде. От шума, казалось, вот-вот лопнут перепонки и кровь потечет из носа. Пульсация в висках стала невыносимой, давление ударило по глазам, и Мари крепче обхватила колени, забиваясь в угол гримерной. Под пальцами скользила холщовая ткань серого савана, голые ступни мерзли на холодном полу.

– Пестрый кот три раза визгнул.

Еж четыре раза пискнул.

Гарпий крикнул: «Час настал!»

Разом все вокруг котла!

Сыпьте скверну в глубь жерла!

Жаба, меж сырых камней

Тридцать семь ночей и дней

Ядом превшая во сне,

Раньше всех варись на дне.[4]

Хохот, последовавший за стихотворением, Мари узнала бы даже пьяная, даже в бреду. Злость, которая взорвалась в мозгу, опалила сознание, затмевая разум.

– Джорджи, – прошипела она.

В гримерной раздались хлопки, и вешалка с одеждой отъехала в сторону. Последняя разделительная линия между ними исчезла.

– Как тебе моя декламация «Макбета»? Шекспир был бы доволен. По крайней мере, наш профессор по классической литературе поставил мне высший балл. – Джорджи самодовольно улыбнулась. Кончики ее волос на этот раз были выкрашены в синий, под цвет кожаного платья на тонких бретельках.

Мари встала с пола и гордо расправила плечи. Но как она ни пыталась поймать взгляд Джорджи, та ловко ее избегала. Она то смотрела на настольную лампу в зеленый горошек – единственное освещение в гримерной, то разглядывала серебряные пайетки на одном из костюмов. Изредка Джорджи пробегалась глазами по Мари, но так быстро, не дольше секунды.

– Не хватает искренности, – заметила Мари холодно.

Джорджи скривилась:

– Конечно, до тебя мне далеко, ведьма Мелисса. Ох, прости, – она наигранно прикрыла пальцами рот, – Мари. Перепутала имена.

Не страшно. Мне даже нравится имя Мелисса, особенно когда меня так зовет Эллиот. – Мари криво ухмыльнулась.

Джорджи порывисто дернулась в ее сторону, но вовремя остановилась. Она обхватила себя за плечи, а лицо покрылось багровыми пятнами. Ноздри яростно раздувались. Взглядом она упорно прожигала дыру между ключицами Мари, ни сантиметром выше.

– Тебе здесь не место, – ледяным тоном сообщила она. – Я надеялась, ты это поймешь после того, что с тобой случилось.

– Ты про экскурсию в темнице? Спасибо, было занимательно. Некоторые синяки до сих пор не прошли.

Гнев ядовитой струей перетек от Джорджи к Мари, и теперь уже она едва сдерживалась, чтобы не вцепиться в крашеные волосы противницы.

– Тебе придется смириться, Джорджи, что я никуда не денусь, – тихо добавила она.

– Тогда верни мне Эллиота! – взвизгнула Джорджи и саданула кулаком по шаткому столу, за которым Мари наносила грим перед выступлением.

– Он не вещь, чтобы его возвращать.

– Он мой!

– Видимо, Эллиот не в курсе, – фыркнула Мари.

Она понимала, что каждым словом провоцирует Джорджи, но ей этого хотелось. Мари хотелось, чтобы та набросилась на нее и она смогла бы выпустить бушующий страх, который остался внутри нее после спектакля.

– Ты не понимаешь… – вдруг прошептала Джорджи, и ее лицо скривилось, будто она съела целый лимон.

– Ты права. Я не понимаю твоей одержимости Эллиотом. Парень бросил тебя, смирилась бы и жила дальше. А ты ползаешь за ним и донимаешь каждую девушку, на которую он посмотрит.

– Ты никого не теряла! Ты никогда никого не теряла! – заорала Джорджи и, забывшись на короткое мгновение, заглянула в ее глаза.

В глазах Джорджи Мари увидела потерянного, запутавшегося ребенка, который сам не знал, чего хотел.

– Откуда ты знаешь? – За спиной Джорджи раздался голос Айви. Через приоткрытую дверь до них донеслась ритмичная танцевальная музыка. – Каждый человек кого-то терял, чем ты лучше других, Джорджи?

Айви обошла ее и встала рядом с Мари, обняв рукой за