до ума, нельзя отрицать того, что она уже дважды указала мне на них), так что дело не в ней. Совсем не в ней. Просто видеть недостатки в том, над чем ты так упорно работал, трудно. Это заставляет меня сомневаться в себе, а я к этому не привык.

Потому что она права и тут. Окружающие вечно соглашаются со мной. Даже я себе потакаю.

У меня начинает болеть голова, видимо, от длительного созерцания экрана, поэтому я закрываю программу, запираю лабораторию и иду к своей машине. На парковке остается всего несколько авто, и я подавляю зевок, внезапно ощутив усталость.

Вообще-то мне нравится быть занятым. Отвечать за что-либо. Мне нравится, что люди доверяют мне – победный гол, ключи от лаборатории, – так что да, меня бесит, что Бель не в их числе. Мне кажется, она считает меня просто самодовольным придурком, а это не так. Ну, или просто я так не думаю.

По крайней мере, я стараюсь таковым не быть. Разве нет?

Но потом я подъезжаю к своему обнесенному высоким забором дому, поднимаюсь по длинной подъездной аллее к чемодану, который все еще не распакован после встречи с родителями в Денвере, и мне в голову приходит мысль, что, возможно, Бель просто не видит меня настоящего. Может, я и в самом деле не удосужился показать ей себя.

– Как футбол? – спрашивает папа, когда я вхожу из фойе в гостиную.

Непривычно видеть отца на диване, поэтому его присутствие на секунду меня удивляет. Он всегда держится несколько официально, словно позирует для невидимого репортера журнала «Форбс», берущего интервью; все в нем производит умышленно выверенное впечатление – от седины на висках (в прошлом году издание «GQ» окрестило его «серебряным лисом Силиконового пляжа») до закатанных манжет рубашки.

– Хорошо, – небрежно отвечаю я. Вопреки скудным нордическим вкусам моей матери отец намного выше светских бесед о том, как прошла моя сегодняшняя игра. – А где мама?

– Встречается с подругами. Ты победил? – спрашивает он и опускает взгляд на свой телефон, когда тот пикает один раз, потом второй.

Я не вижу смысла объяснять ему, что это была просто дружеская встреча, поскольку это займет больше времени, чем сам разговор. С минуты на минуту он ответит на звонок или примется набирать ответное сообщение.

– Да.

Папа снова поднимает глаза и кивает.

– Хорошо. А в школе?

– Нормально.

Его телефон снова жужжит.

– Всего лишь нормально?

Я пожимаю плечами.

– Получил «отлично» за сочинение по английскому.

– Как с физикой? – спрашивает он, хмуря брови, когда заглядывает в телефон.

– Как будто Мак когда-нибудь ставил мне что-то ниже пятерки, – отвечаю я, не задумываясь, а потом внезапно вспоминаю выражение лица Бель.

«Когда ты сам просил Мака о чем-нибудь?»

Такое могла ляпнуть только Нилам. Хотя, если бы это сказала она, то я бы пропустил это мимо ушей.

«Чтобы ты заткнул меня, как заткнул Нилам?»

Проклятье. Как же это меня бесит. Она права, это действительно так.

– Что-то случилось? – спрашивает отец, видя выражение моего лица. – У тебя что-то не ладится в школе? Если ты хочешь, чтобы мы нашли тебе репетитора…

Я качаю головой, прогоняя видение больших разочарованных глаз Бель.

– Мне не нужен репетитор, пап. Мой средний балл 4,3. Все хорошо.

– Для Гарварда «хорошо» недостаточно, Тео.

– Я…

Я осекаюсь, прежде чем успеваю напомнить ему (в очередной раз), что поступление в Гарвард не входит в мои планы. Не знаю, почему все родители так хотят, чтобы их дети поступили в Гарвард, но парня, который учился в обычной государственной школе, это тоже не миновало.

– У меня нет проблем с учебой, пап, даю слово. По всем предметам у меня пятерки.

Если, конечно, я осилю книгу, которую мы читаем сейчас на английском: «Инферно» Данте. Что очень в тему, учитывая, в каком аду мы оказались.

– Сейчас только начало октября, – замечает отец. – Надеюсь, ты не отстанешь от программы.

Я киваю, ничуть не удивленный его словами. Согласно данным TechCrunch[6], мой отец печально известен в отрасли своей «безжалостной эффективностью», что является следствием его раннего опыта, когда он был одним из немногих цветных людей в компании, где преобладали белые. Матео Луна не приемлет ошибок, потому что не может позволить себе их совершать, и весь тот труд, который он проделал, поднимаясь с самых низов, заставляет его быть максимально нетерпимым к тем, кто не справляется со своими обязанностями.

Я уже поворачиваюсь к лестнице, собираясь подняться в свою комнату и переодеться в домашнюю одежду, чтобы наконец расслабиться, как вдруг отец снова окликает меня.

– Ты же знаешь, что я просто хочу тебя подготовить к будущему, верно? – спрашивает он. – У тебя все будет по-другому, не так, как у меня, сынок. Ты – сын Матео Луны. Люди многого от тебя ждут.

– Я знаю, пап.

– Для тебя все будет и проще, и сложнее одновременно.

– Знаю, да.

– Ты не сможешь просто полагаться на свое имя.

– Я и не буду.

Он внимательно смотрит на меня в течение минуты, а затем кивает.

– Голоден?

Точно. Я совсем забыл об ужине.

– Вообще-то, да.

– Мама оставила в холодильнике вчерашнюю тайскую еду, – сообщает он, поднимаясь на ноги. – А мне нужно переговорить с потенциальным инвестором из Осаки. Если тебе что-то понадобится, дай знать, – добавляет он, хлопая меня по плечу, и уходит в кабинет.

Я провожаю его взглядом и направляюсь к холодильнику, пересматривая свои планы на вечер, пока ставлю в микроволновку лапшу.

Вообще-то, я собирался лечь спать пораньше, но теперь, пожалуй, вернусь к чтению «Инферно». Отец прав, я же не хочу ничего испортить в самом начале года, ведь люди ждут от меня больших свершений.

И в первую очередь – я сам.

6. Секреты

Бель

Поначалу я не планировала видеться ни с Люком, ни с папой. Мама явно была очень расстроена переездом Люка; они ругались несколько часов, пока он, наконец, не выбежал из дома прочь. Так что последнее, что я хочу, – чтобы у нее появился еще один повод для стресса.

Но потом Тео Луна решил усложнить мне жизнь, и мне понадобились инструменты, которых у мамы нет, так что… Мне нужна чья-нибудь помощь в разработке проекта для завтрашнего коллективного голосования. И даже если Тео поведет себя как Тео, я не намерена в очередной раз демонстрировать свою несостоятельность.

Когда твои родители расходятся, они никогда не расскажут тебе, как это странно – подъезжать к собственному подъезду и стучать в свою входную дверь. Точнее, ту, что была моей дверью,