Я подсоединяю наушники с шумоподавлением и запускаю программу для проектирования, чтобы проверить кое-какие изменения, которые набросал, прежде чем вступить в спор с Нилам завтра. Почти сразу же приходит сообщение от Дэша, что-то о начос с десертом, которые он только что изобрел, но я игнорирую его.

Потом кто-то хлопает меня по плечу, и я подскакиваю.

– Господи, извини, я не хотела тебя пугать, – оправдывается Бель, отступая на шаг назад, когда я резко поворачиваюсь к ней на стуле. Я ставлю на паузу Skrillex, который обычно слушаю во время кодирования, и слышу конец ее фразы: – …что-то вроде расстройства концентрации внимания, да?

Я снимаю наушники.

– Что?

– Да неважно, – бормочет она.

Сегодня на ее веках фиолетовые блестки, а в ушах пара разных сережек: на одной болтается полумесяц, а другая представляет собой крошечный меч, похожий на кинжал.

– Я закончила свою лабораторную. Мак просил сообщить тебе, когда я буду уходить.

– Хорошо, – отвечаю я и отворачиваюсь, чтобы снова надеть наушники, но Бель не двигается с места. – Что-то еще?

Она молчит, уставившись в экран моего компьютера, и я громко вздыхаю.

– Ну, что?

Бель колеблется, по меньшей мере, секунд тридцать, прежде чем произнести:

– Не думаю, что эта сварка выдержит.

– Что-что?

– Мой отец как-то делал подобное. Любая нагрузка, и вот тут все развалится. – Бель показывает на часть конструкции. – Но выглядит круто, – добавляет она и отворачивается.

И мне очень хочется, чтобы эта девчонка ушла, но какая-то часть меня ощущает настоятельную потребность удержать ее.

– А что бы сделала ты? – спрашиваю я, и она застывает на месте.

– Эм-м-м… Дай подумать.

Бель оборачивается через плечо, чтобы снова заглянуть в мой экран, и мне начинает казаться, что она лукавит. Она точно знает, что бы изменила в конструкции, но явно не собирается делиться со мной этой информацией. Неожиданно я начинаю жалеть, что не дал ей уйти.

Именно эта ее черта и заставляет меня жалеть о своем решении взять ее в команду. Бель не глупая, но ничего не предлагает.

У меня создается впечатление, что она ведет какой-то внутренний монолог о том, насколько ей не по душе мои идеи, но, похоже, выдвигать свои собственные не желает.

– Знаешь, Мак прав, – говорю я. – Это командная деятельность.

Она бросает на меня раздраженный взгляд.

– Теперь и ты будешь читать мне нотации?

– Не без причины же.

Бель поджимает губы.

– Он хороший учитель, – объясняю я. – И если тебе нужна помощь, то все, что тебе требуется, – это просто попросить.

– Да неужели?

Ее тон неожиданно резок, и я недоуменно моргаю.

– Что, извини?

Она пристально смотрит мне в глаза.

– Когда ты сам просил Мака о чем-нибудь?

– Что?

– Ни разу, – отвечает она за меня. – И да, может быть, потому что ты умнее или одареннее всех нас, но, может, это не так? Может быть, он уже давно решил, что не даст тебе отстать. Но ты же этого не замечаешь, верно? Ты привык, что тебе все дается проще. Что тебе не нужно ни о чем просить и все приходит к тебе само.

Ее слова кажутся мне несправедливыми, и я даже слегка расстраиваюсь, когда понимаю, что крыть мне нечем.

– Если тебе трудно дается материал, или ты не успеваешь по робототехнике…

– Я не испытываю никаких трудностей, – огрызается она.

– Ладно, как хочешь, я просто…

– Это слабый шов, – внезапно заявляет она, приближаясь к экрану. – Нельзя просто соединить два куска металла и ждать, что они будут держаться на честном слове. Если ты хочешь, чтобы что-то было прочным, оно должно иметь надежную опору.

– Ладно, отлично, – отвечаю я, поскольку Бель, очевидно, просто хочет со мной подискутировать. – Ты же видела, как я работал над этой конструкцией на прошлой неделе. Почему ничего не сказала тогда?

– Чтобы ты заткнул меня, как заткнул Нилам? Или чтобы Мак прочитал мне лекцию о том, что я должна быть командным игроком? – Она насмешливо улыбается. – Нет уж, спасибо. Ты ясно дал понять, что мой вклад не требуется.

– О чем ты… – начинаю я и замолкаю, вдруг сообразив, что она, должно быть, говорит о том своем предложении, которое внесла в конструкцию бота на моей вечеринке. Если, конечно, ее двусмысленную пантомиму вообще можно назвать предложением. – Ладно, во-первых, я не уверен, что это можно было расценивать как вклад…

– Да ладно, – бурчит она, теребя серьгу с мечом. – Ты же понял, что я имела в виду!

Она права, я понял, но сейчас мне совершенно не хочется это признавать.

– Мы никого здесь не затыкаем, а просто…

– Я не вижу смысла продолжать этот разговор.

Слушать меня она явно не желает.

– Окей, разработай тогда какую-нибудь элементарную концепцию, а завтра мы проведем голосование, – предлагаю я. – Если ты считаешь, что проблема во мне, то давай узнаем, что думают остальные.

Выражение ее лица снова становится напряженным.

– Да как скажешь, – отвечает Бель.

Я принимаю ее ответ за согласие и отворачиваюсь.

И если бы я был сейчас менее раздражен, то обязательно обратил бы внимание на то, насколько сильно она изменилась за эту минуту. Бель выглядела так же, как когда чертила свою схему на отборочных, и какой я больше ни разу ее не видел с того дня. Пока она кричала на меня, ее щеки раскраснелись, глаза широко распахнулись, и она словно бы ожила, и именно эта ее версия кажется мне гораздо более интересной, чем все остальные. Даже если я не в восторге от того, что именно Бель говорит.

Я уже поднимаю наушники, чтобы надеть их, и тут она неожиданно заявляет:

– Это просто смешно, что ты ведешь себя со мной так грубо только потому, что я заметила недостатки в твоем боте. Мне казалось, именно это тебе и нужно. Иначе зачем вообще было брать кого-то в команду? Ты просто искал новичка, который постоянно будет с тобой соглашаться? Однако в этом, поверь мне, у тебя нет недостатка.

К счастью, я уже успел надеть наушники, поэтому, хотя и слышал каждое сказанное слово, у меня есть возможность притвориться, будто я ничего не разобрал. Бель уходит, а я снова снимаю «уши», испытывая, как мне кажется, разочарование.

А может быть, и чувство вины.

По правде говоря, она права. Я действительно веду себя с ней по-скотски, и это именно потому, что она видит в моем проекте проблемы (а Бель, вне всяких сомнений, их видит, потому что даже если он и не доведен