Шрифт:
Закладка:
— Пошли, кровянку замоем, — предложил Мишка.
Мы развернулись и побрели к центральному входу в клуб. Андрюха задрал голову, пытаясь унять текущую из носа кровь, зажал пальцами ноздри.
На наше счастье закрыть клуб еще не успели. В вестибюле одиноко горел светильник дежурного освещения.
Мы прошли в мужской туалет. В общем зале, где размещались писсуары с унитазами, курили и о чём-то разговаривали два молодых незнакомых парня. На подоконнике стояла полупустая бутылка портвейна. Увидев нас, они замолчали.
Мы остались в умывальной, где находились три железные раковины с потрескавшейся от времени белой краской и единственным целым зеркалом.
Андрей низко склонился над раковиной, включил воду, подставляя нос под холодную струю. Я и Мишка встали рядом по бокам. Кровь вроде бы остановилась. Андрей умылся, посмотрел в зеркало, присвистнул и с чувством выругался. Кроме разбитого, распухшего носа у него на левой скуле наливался чернотой большой кровоподтек — куда пришелся основной боковой удар кулака Демьяна-старшего.
— Сходили кино посмотреть! Теперь меня родаки месяц из дома не выпустят!
В полусумраке клубного мужского сортира зреющий фингал выглядел совсем уж страшно. Андрей крутанул головой, плеснул в лицо водой еще. Я прищурился, разглядывая скулу. Кровоподтек окружала едва заметная красноватая дымка. Дымка! Я сразу же подумал о схожести ситуации с тогдашней головной болью. Там ведь тоже была дымка. Только другого цвета.
— Замри! — приказал я, протягивая руку к лицу одноклассника. Ладонь сразу то ли укололо, то ли обожгло тысячью иголочек. Я отдернул руку, сунул её под струю воды, чтобы остудить. Стряхнул воду, вытер кисть об штаны. Снова поднес руку к лицу. Невидимые иголки снова впились в ладонь.
— Фигасе, — хмыкнул Андрюха. — Уже и не болит почти…
Я снова погрузил руку в струю, смывая неприятные ощущения.
— Глянь! — заинтересовался один из курильщиков, отставляя уже пустую винную бутылку на пол возле кабинки. — Что пацаны творят!
Мишка потянул меня и Андрея за рукава:
— Пошли, пошли!
На выходе из клуба он бросил:
— Бежим!
Мы с Андреем рванули за ним в темноту стадионного парка. Пробежав между деревьев метров пятьдесят Мишка остановился.
— Ты куда намылился? — отдышавшись спросил Андрей.
— Ты видел, как на нас эти смотрели, которые портвешком разминались? — хихикнул Мишка. — Да у них глаза по полтиннику были. А один чуть сигаретой не подавился!
Он повернулся ко мне:
— Ну, ты, Тоха, даёшь! Прям реально Хоттабыч какой-то! Кстати, — Мишка обратился к Андрею. — Фингал-то у тебя рассосался!
— Да я видел, — отозвался Андрей, еще раз пощупав рукой щеку. — Заценил уже!
— Мужики, — подал голос я. — Только, плиз, об этом никому, ладно? А то у меня предчувствие какое-то нехорошее. Ну его нафиг! Чем меньше народу знает, тем оно лучше и безопаснее.
— Меня терзают смутные сомнения… — передразнил Мишка.
— Да не вопрос, — сказал Андрей. — Ладно, погнали домой.
Домой мы пошли другим путем, почти по молодому Ленину с одноименной картины Белоусова. Не мимо центрального входа в клуб, где тусовалась всякая пьяная гопота, а через калитку напротив нашей школы. Лишних 15 минут, зато без всяких приключений и нежелательных встреч. На улицах поселка, кстати, было как-то непривычно пустынно. Вообще никого: ни влюбленных парочек, ни заблудившихся алкашей.
У подъезда мишкиного дома мы остановились. Мишка достал мятую пачку болгарских «Родопи», протянул мне. Я отрицательно качнул головой:
— Не хочется… — поймав себя на мысли, что раньше я ведь покуривал. Не часто, но иногда, исключительно за компанию с Мишкой. Сейчас же дышать табачным дымом не было никакого желания.
— Как хочешь, — Мишка прикурил, затянулся, спрятал пачку. — Посидим пять минут?
— Посидим!
Мы перешли на детскую площадку, сели на лавочку под раскидистой липой. От посторонних взглядов нас скрывали густые ветки, спускавшиеся чуть ли не до земли. Днём детвора любила здесь строить шалаши.
— Ну, и что это было? — поинтересовался Мишка. — Рассказывай, давай! Колись!
— Что? — уточнил я. — Что тебе рассказать?
— Ну, во-первых, как ты ухитрился завалить Демьяна? — хмыкнул Мишка, пуская дым кольцами. — Ты ж сроду ни с кем никогда не дрался…
— Не знаю, — пожал я плечами. — Я ж его и не бил совсем. На приём взял. Чисто инстинктивно. Сам же видел!
— А что ты там у Андрюхи наколдовал? Синяк на глазах сошел!
— Честно скажу, — медленно выдохнул я. — Сам не знаю, как это получается. После аварии обнаружилось. Только, чтоб никому…
Мишка кивнул, соглашаясь, затянулся в очередной раз.
— А что еще можешь?
— Да не знаю я! — я вскочил. — Оно само как-то выходит! Хочешь, у тебя уши вырастут?
Мишка шутку не понял, отодвинулся подальше:
— Ну тебя нафиг с твоими приколами!
— А вообще интересно, — мечтательно произнес Андрей. — Если вот так лечить — без лекарств, одной только силой мысли. И все болезни — рак, туберкулёз, инфаркты… Вот было бы здорово!
— Хватит фантазировать, — буркнул я. — И вообще, пора на горшок и в койку. Я завтра с утра в деревню еду. Вставать рано.
Мишка встал, бросил окурок под ноги, затоптал его. Мы по очереди обнялись друг с другом.
— Давай! Не скучай!
— Как вернешься, зайди! — попросил Андрей. — Я никуда не уезжаю. Всё лето здесь буду.
— А мы в июле на пару недель в Крым планируем, — сообщил Мишка.
К 23.00 я уже был дома.
Глава 11
Вот моя деревня…
В деревню maman меня решила сопроводить лично. Сначала мы провели 3 часа в электричке, которая останавливалась у каждого разъезда и каждого столба.
При посадке пассажиров, желающих выехать из города да еще и в субботу утром, в основном, дачников, в электричку набилось, как сельдей в бочку. И каждый тащил с собой отнюдь не дамскую сумочку, папочку под мышкой или портфель типа «дипломат», а пару мешков с картошкой на посадку, корзину, вёдра, шанцевый инструмент, грабли и рассаду ящиками. И, разумеется, всякую живность вроде собак и кошек.
Правда, основная масса пассажиров стала рассасываться где-то
