передаю его официантке.

– И два «файрбола», пожалуйста! – кричу я ей, пока она не отошла слишком далеко.

– О нет, спасибо, – говорит Риз. Вопросительно изогнув бровь, я поворачиваюсь к нему. – Я не пью «файрбол».

Я вновь смеюсь.

– Они оба для меня.

Правило № 10: Лучше быть извращенцем, который втрескался в сводную сестру, чем бесчувственным придурком из «Лиги плюща»

Гаррет

Мия поет ужасно. В данный момент она трясет попкой, исполняя фальшивую версию «Dancing Queen»[2]. Такого отстойного пения я еще ни разу не слышал, но толпа внезапно оживает. Все хлопают, танцуют и подпевают. И она выглядит так, будто ей нет дела до окружающих.

В коротеньких джинсовых шортах и майке с цветочным орнаментом, она сияет, а ее слегка скрипучий голос разносится по всему залу. Она выглядит по-настоящему раскованной, прыгает вверх и вниз с микрофоном, и я не могу оторвать от нее глаз. Ни от ее улыбки, ни от того, как ее бедра подрагивают при каждом прыжке.

Я перевожу взгляд на Риза, идиота из «Лиги плюща», сидящего на другом конце стола. Состроив брезгливую гримасу, он пялится в свой телефон. Мне так и хочется отобрать у него эту чертову штуку и бросить ее в кувшин с водой на столе. Этот тип совсем не в стиле Мии. Типичное унылое ничтожество. Ей было бы скучно до слез с кем-то вроде него.

Я не завидую. Зависть тут ни при чем. Мне просто не нравится этот парень, и независимо от того, что было между нами на этой неделе, Мия по-прежнему мне сестра, а я ее старший брат-защитник. Мне неприятно думать, что какой-то чувак получит бесплатный билет на экскурсию в ее трусы только потому, что он окончил Йельский университет, а его родители владеют курортом на берегу озера.

Когда Мия возвращается к столу, мы все аплодируем ей. Она отвешивает манерный поклон. Ее щеки горят румянцем, волосы растрепаны. На лице ни капли смущения. Ей явно приятно от души повеселиться, наплевав на то, кто что о ней думает. Хотел бы я иметь хоть немного той безбашенности, что есть у Мии.

– Браво, милая! – говорит Пол, поднимаясь и обнимая ее.

– Спасибо, папа.

Она садится рядом с этим кретином Ризом, и мы пропускаем еще по одному напитку, после чего родители решают закончить вечер. Мне хватает одного взгляда на Мию, чтобы понять: она не готова сдаваться. Ей нужно спеть еще три песни.

Так что мы прощаемся с ними, но когда все встают и идут к двери, я остаюсь на месте. Если мудила Риз останется, то и я тоже.

Мама подходит к двери и подзывает меня.

– Почему бы тебе не пойти с нами? – спрашивает она, беря меня под руку.

Я стискиваю зубы.

– Я не оставлю Мию здесь одну.

– Она не одна, – отвечает мать, энергично подталкивая меня к двери. – Она с Ризом.

– Ты хотя бы знаешь этого типа? Или ты готова оставить свою дочь с совершенно незнакомым человеком?

Мама тотчас встает на дыбы.

– Во-первых, Мия взрослая. Во-вторых, я не оставляю ее одну. Она в баре, где все знают ее с третьего класса. И наконец… с каких это пор ты так ее оберегаешь? Нет, я, конечно, рада, что вы наконец поладили, и мне приятно, что ты так серьезно относишься к роли старшего брата, но мне кажется, тебе следует чуточку расслабиться.

Я отдергиваю от нее руку.

– Может, это тебе следует относиться к роли матери чуть серьезнее. Я не оставлю ее здесь одну.

С этими словами я ухожу, унося с собой чувство вины. Я не хотел огрызаться или обвинять ее в том, что она плохая мать, но ей никогда не понять, почему я не могу оставить Мию здесь. До сих пор без ответов остается еще куча вопросов относительно меня и моей сводной сестры, и я нахожусь в той точке, когда либо доведу дело до конца и что-то сделаю с этим новым напряжением, либо просто уеду и постараюсь обо всем забыть.

Думаю, мы все знаем, какой маршрут я выберу.

Когда я снова сажусь за стол, Мия смеется над какой-то шуточкой Риза, что жутко действует мне на нервы.

– Что смешного? – бормочу я, не слишком убедительно изображая равнодушие к их внезапному взаимному дружелюбию.

– Ничего. Он только что рассказал, как в колледже ему пришлось воспользоваться поддельным удостоверением личности.

– В колледже? Сколько же тебе тогда лет?

– Двадцать три будет в августе, – с вызовом отвечает он.

Я перевожу взгляд на Мию, но она занята тем, что помешивает соломинкой коктейль. Ей некогда смотреть на меня.

Это и есть тот тип мужчин, который ей нравится? Умный, примерно ее возраста и явно не мрачный придурок, который владеет секс-клубом и видел, как она мастурбирует, да не один раз, а два, причем без ее ведома.

Да, я пробрался наверх и подсмотрел, как она принимает душ, но даже своим больным, сумасшедшим разумом я понял: если она оставила дверь приоткрытой, значит, она пригласила меня это сделать. А после того взгляда, говорившего «трахни меня», которым она на меня таращилась, прежде чем подняться наверх, кто обвинит меня?

Может, мне лучше оставить их в покое? Нет, я не уйду из бара совсем. Я все еще должен убедиться, что Мия благополучно доберется до дома. Но, вероятно, мне следует найти уединенный уголок, где я не буду чувствовать себя надоедливым третьим лишним.

Я уже намереваюсь оставить их в покое, но в этот момент конферансье зовет Мию для еще одного раунда караоке. Сияя улыбкой, она вскакивает с места, и посетители бара, видя, как она выбегает на сцену, дружно ей аплодируют.

Начинается музыка, и я сразу узнаю песню.

Criminal – Фиона Эппл[3]. Не совсем в том же ритме, что и песня группы ABBA.

Моя спина невольно напрягается. Я смотрю, как Мия обеими руками сжимает микрофонную стойку и прижимает ее к телу. О черт. Уже по тому, как она покачивается в такт музыке, я могу сказать, что смотреть на это будет выше моих сил. Не потому, что это некрасиво, или не потому, что она поет так же фальшиво, как и раньше, а из-за того, что не только я буду пожирать глазами мою слишком сексуальную сводную сестру.

Пока она поет – все так же отстойно, – покачивая бедрами, и чуть ли не трется животом о микрофонную стойку, я ни на секунду не свожу с нее глаз. Толпе ее пение