это происходит. Я ведь, конечно, оставила дверь открытой, подсознательно приглашая его войти, верно? По сути, выходя из кухни, я взглядом отправила ему предложение трахнуть меня. В сочетании с открытой дверью это знак, который ему требовался. Я даже не пыталась ничего скрывать. Так что чему удивляться, если я стою в одном лишь полотенце, а мой сводный брат прижимается ко мне всем телом и наклоняется все ближе и ближе, пока наши губы вот-вот не соприкоснутся.

Мои дрожащие пальцы выпускают полотенце. Оно падает к ногам, оставляя меня стоять голой перед Гарретом. От возбуждения и прохладного ветерка мои соски напрягаются и нежно касаются его рубашки. Уголок его рта кривится в улыбке, но он по-прежнему смотрит мне в глаза.

Мне кажется, что он вот-вот поцелует меня, но он начинает отстраняться. Почему? В мыслях полная путаница, и я хмурюсь. Гаррет останавливается и отступает назад. Я смотрю вниз и замечаю в его руках флакон с гелем для душа.

– Извини, – произносит он с лукавой усмешкой. – У нас в ванной внизу закончился.

У меня в очередной раз отвисает челюсть, но прежде чем повернуться и выйти из ванной, Гаррет вновь окидывает взглядом мое обнаженное тело. На его лице написано торжество. Он поворачивается и уходит.

Я же остаюсь стоять, ошарашенная тем, что позволила ему себя одурачить. В очередной раз.

* * *

«Таверна Майка» находится под холмом, на котором стоит наш дом. Когда мы с Гарретом начинаем спускаться туда, уже темно. Когда мимо проезжает автомобиль, он встает между мной и дорогой, удерживая меня в стороне, как будто я неразумная малышка, готовая броситься под движущуюся машину. Каждый раз, когда это происходит, я смеюсь, но чувствую, что мне это нравится.

Наши родители сидят за столиком в глубине зала и, сразу заметив нас, машут. Они, как обычно, не одни. Мой взгляд останавливается на незнакомце за столом, и я застываю на месте. Не потому, что я не знаю, кто он такой, а потому, что он молодой, симпатичный, и мачеха положила руку на спинку его стула. Я еще не подошла к ним, но уже могу сказать: она намерена свести меня с красивым парнем моего возраста.

Лора – этакий общительный мотылек, что только на пользу отцу, который склонен к замкнутости. Приятно видеть их с друзьями, наблюдать, как они радуются полноценной жизни. Даже если отец выглядит более усталым, чем раньше – признак того, что болезнь все еще берет свое.

– Мия, иди сюда, к нам! – кричит Лора. – Хочу тебя кое с кем познакомить.

Парень улыбается и смущенно машет мне рукой. Пристальное внимание Гаррета приковано ко мне и новому парню, к которому меня ведут.

– Привет, – бормочу я. Лора перебирается на другое сиденье, оставляя для меня место между ними.

За столом рядом с отцом есть еще только одно свободное место, и мы с Гарретом сидим далеко друг от друга. Наверное, это даже хорошо, однако я чувствую странное разочарование.

Усевшись, я смотрю на Гаррета. Он буквально прожигает меня взглядом. Зубы сжаты, плечи напряжены. Не знай я, в чем дело, сказала бы, что он меня ревнует.

– Мия, это Риз. Он сын Марсии и Тодда. Риз только что окончил Йельский университет!

– Это же надо… поздравляю, – говорю я, натягивая улыбку.

Риз красивый, у него пышная черная шевелюра и золотисто-карие глаза.

– Риз, это моя прекрасная дочь Мия, – представляет меня Лора, касаясь моих серебристо-светлых волос.

Но тут раздается голос:

– Она не твоя дочь.

Все тотчас замолкают. Взгляды устремляются на Гаррета. И, как и все остальные за столом, я удивленно смотрю на него. Он съеживается от стыда, как будто только что понял, какую глупость сморозил.

– Конечно, моя, – отвечает Лора, обнимая меня.

За столом возобновляется непринужденная беседа. Риз и Лора болтают о школе и бизнесе его родителей, владельцев озерного курорта, я же продолжаю поглядывать на сводного брата, который дуется на другом конце стола. Что, черт возьми, это было? Внезапно у него возникла проблема с матерью, и он ревнует, что та называет меня своей родной дочерью? Раньше за ним такого не водилось.

Если честно, мне нравится, когда Лора говорит, что я ее дочка. Я не помню свою родную мать, но, судя по тому, что я слышала о ней, она была красива. Это не меняет того факта, что в моей памяти ее не существует. Лора вместо нее сопровождала меня во время школьных экскурсий, покупала мне первые макси-прокладки и водила по магазинам в поисках выпускного платья. У нее никогда не было дочери, а у меня никогда не было матери… так что какая разница, если она называет меня своей дочерью.

Единственная причина, которая приходит мне в голову, сводится к следующему: он потому так взбесился, что это ставит его самого в довольно щекотливое положение, учитывая события последних двадцати четырех часов. Между нами возникло сексуальное притяжение, которого раньше никогда не было. Нам обоим было бы намного легче справиться с ним, если бы родители не относились к нам как к кровным брату и сестре.

Официантка приносит нам напитки. Взгляд Гаррета редко смещается с меня на кого-то другого, пока мы с Ризом болтаем. По какой-то неведомой причине меня гложет чувство вины, особенно когда он смешит меня или касается моей руки. Риз – инженер-программист, мечтающий работать в корпорации Google. Он сыплет на удивление остроумными шутками, но между нами не пробегает никакой искры. И хотя он красив, я не горю желанием увидеть его голым.

После второго бокала официантка приносит караоке-меню с песнями и несколько листков бумаги для заполнения. Я тотчас же хватаю его.

– О нет. Только не это, – заявляет отец, видя, что я просматриваю список песен.

– Ты любишь караоке? – спрашивает Риз, как будто слегка смущенно.

– До потери пульса, – отвечаю я, не поднимая глаз.

– Классно. Так ты умеешь петь?

Я смеюсь.

– Если честно, мне на ухо наступил медведь.

Я смотрю на него, и он как будто смущается.

– А что такого? – спрашиваю я. – Это караоке. Здесь положено фальшивить!

– И тебе не… стыдно?

Я снова смеюсь. Эх, знал бы он о моей настоящей работе.

Я гляжу на Гаррета. На этот раз он не излучает ревность. Наоборот, он улыбается мне. А потом качает головой и делает глубокий вдох. Не иначе как собирается ехидно высказаться по поводу моего пения, но мне наплевать. Я люблю караоке, и даже он не может мне испортить удовольствия.

Тем временем я записываю на крошечном листке бумаги четыре песни и