Личная история основателя Македонской династии Василия (866 – 885), как и его царствование, наиболее напоминает Юстиниана. Авантюрист из бедной армянской фамилии (или даже обедневшей, некогда царской фамилии Арсакидов), но опытный и в ратном деле и в знании людей, энергичный и готовый на все юноша приходит из Адрианополя в столицу искать счастья в 838 г. и, приютившись у Золотых ворот города в монастыре св. Диомида, получает будто бы предсказание, что он будет императором[111]. Для нас маловажно, какими путями, иногда темными, юноша стремился к своей цели, и на наш взгляд, в этой личной истории или этом романе авантюриста, выносившего службу и ее опасности у Михаила III, вряд ли можно усматривать что-либо иное, кроме общей характеристики времени и нравов. Напротив, весьма возможно, что во всей жизни Василия до вступления на престол и в самом деле убийства Михаила можно найти лишь повод к упреку Василия в неумеренном честолюбии, не различающем средств, и нельзя открыть его истинный личный характер, или по крайней мере его душевные свойства. В стремлении знаменитого своими приговорами Гиббона унизить всех великих людей Византии, дабы она более подходила к теме «Истории упадка и разрушения Римской империи», и поднять низких, сказалось тонкое мышление, но в данном случае и явное пристрастие. Нам нет надобности и мы были бы не в силах оценить всю деятельность Василия, но мы в то же время не можем согласиться с приговором Гиббона именно в той стороне деятельности Василия, которая нас более всего занимает: мы решительно не находим в его склонности к постройкам, в желании удовлетворить благочестие того времени, какого бы то ни было лицемерия, надетой авантюристом и деспотом личины или постоянной погони за популярностью и общественным мнением. Нам кажется, что эта тонкая характеристика личности основана более на чувстве современности, чем на опыте историческом, и лишь из желания ничем не поступиться из первого, насильственно меняет второй. Не было ли бы вернее обвинять Василия в первую половину его жизни, когда он унижался у патрициев и при дворе, чтобы достигнуть цели, которая легко могла стать задачею его жизни, под влиянием разных пророчеств? Свидетельства его внука действительно внушены отчасти привычками византийских панегиристов, но они носят на себе характер своего времени, тогда как взгляд Гиббона – результат скептической критики XVIII века.

Предпочитая, поэтому, передавать в извлечении подробный очерк строительной деятельности Василия, сделанный Константином Порфирородным[112], мы не находим лучшего для оценки этой деятельности факта, как пример монастыря Диомида. Благодарный Император не только одарил его имениями и драгоценностями и увеличил обширными пристройками, но и обильными приношениями книг. По массе рукописей и в частности по иллюстрированным рукописям этой и последующей эпохи видны ясно результаты духовной и художественной работы монастырей. Дети императора и притом не только мальчики, но и девочки учились известным в то время наукам, так как сам Василий, хотя, по своей деятельности, и не мог образовать самого себя, но горячо относился к делу воспитания детей, как свидетельствует о том Константин по поводу мозаических портретов царского семейства во дворце, о которых скажем в своем месте. На первом плане для императора стояло дело возобновления и перестройки множества храмов, пришедших в разрушение от времени; землетрясений и отсутствия поддержки во время гонений. В св. Софии заново сделана западная абсида и исполнены в ней мозаические образы Богоматери с Младенцем на лоне (tèon Uéièon epwléenion féerousa) и с апп. Петром и Павлом по сторонам. Обновлены: храм Апостолов, Богородицы Источника и заново перестроены храм Богородицы в Сигме, св. Стефана в кв. Аврелия, два храма И. Крестителя в Стровилее и Македонианах, Филиппа и Луки. Перестроена громадная базилика Мокия, соседняя с нею церковь Андрея Первозванного, с основания ц. Романа и обновлены церкви Анны в Девтероне, Димитрия, Эммилиана; церковь Назария построена заново. Перестройка деревянных куполов на каменные в церквах Платона и Анастасии (она же и церковь Воскресения Христова) повела за собою и отделку внутренности их. Заново перестроены церкви Геспера и Зои и муч. Акакия в Гептаскале, также Илии Пророка в Петрионе; вне города ц. И. Богослова в Гебдомоне и соседний с нею храм И. Крестителя, далее храм Апостолова в Peгиуме, ц. Каллиника у Юстинианова моста, в Стеноне ц. св. Фоки, где и монастырь пристроен, и храм Михаила в Состенионе. Восстановлен из развалин и известный храм Богородицы Халкопратийской и древняя церковь св. Лаврентия.

Эта реставрация церквей Константинополя была и последняя, по крайней мере, в таких широких размерах, и памятники византийской столицы, какие дошли до нас, носят на себе отпечаток этой эпохи. Но, помимо реставрации, деятельность Василия выразилась и в новых сооружениях, новом их типе и посвящении их имени чтимых святых, ставших отныне патронами Византии и христианского Востока. Весьма возможно, конечно, что Василий в посвящении четырех построенных им и реставрированных церквей Арх. Михаилу и руководился суеверным желанием искупить грех убийства императора Михаила, как замечает, впрочем один из наиболее поздних хроникеров, но почитание Архистратига в это время получило особое значение. Весьма характерно притом то, что к храму Архангела в кв. Цера пристроена была обширная диакония или приют для бедных. Подобного же рода приют, назначенный для укрывания народа от погоды, вероятно, с обширными портиками, образовал из себя храм Богородицы, выстроенный на площади или форуме Константина. Благочестие Василия выразилось в том, что новопостроенные им части дворца снабжены были многими церквами и часовнями, и характер этих построек, при их пышности, обилии мозаической декорации, доступных лишь для немногих, сходится вполне с общим направлением искусства. В восточной части дворца построен храм Пророку Илии Фесвитянину с куполом, снаружи золотым мозаическим éanwqen gèar tèo stéegov «apan crus%y kateléampeto, ek yhféièswn e"u |hrmosméenwn), который сохранял свой блеск еще через столетие после того, хотя и пострадал от дождей и морозов[113]. К этому храму пристроена была часовня Климента многострадального муч. Анкирского (при Диоклетиане † 312 г.), в которой положена его глава и мощи иных святых. В других частях дворца построена была часовня[114] Ап. Павла; под выложен мрамором, которого круглые плиты окаймлены везде серебром; также церковь Ап. Петра в конце перидромов Маркиана, возвышающаяся над всем дворцом, подобно башне (akropéurgion) и с нею в связи часовня Арх. Михаила, а также часовня Богородицы, замечательнее которой по богатству и красоте было не много. Самое украшение новопостроенного Василием дворца Кэнуриона исполнено было в том же стиле, как и церкви; стены его и абсиды покрыты были