— Ну, здравствуй, сынок, — Тамара Ильинична крепко обняла сына. — Думала, не доживу до этого дня, — подолом старого фартука она вытерла слёзы.

Позади стоял отец. В его бездонных голубых глазах плескалось море невыплаканных слёз. Влад, опустив глаза, протянул ему руку. Отец схватил его за запястье и притянул к себе.

— Как же долго ты не приезжал! Как же долго… — его плечи затряслись, рыдания прервали слова.

— Прости, батя, прости, — шептал он отцу, — если сможешь, прости.

— А это моя внучка? — Тамара Ильинична с интересом разглядывала Ксению. — Ты такая красивая и взрослая.

Было очевидно, что Ксения не ожидала такого тёплого приёма. Мама заранее предупредила её, что эти люди ей чужие и что никто её здесь не любит и не ждёт. Но услышав в свой адрес столь нежные слова, её губы невольно расплылись в улыбке.

— Я помню тебя вот такой, — Иван Фёдорович опустил руку на уровень своего бедра, — ты была очень смышлёной девочкой. Тебя интересовало абсолютно всё! Надеюсь, ты сохранила своё любопытство и по сей день!

— Да, я такая, — смущённо сказала она.

Наталья Васильевна не скрывая отвращения смотрела на дочку. Она пыталась толкнуть её в спину, чтобы подать сигнал, но Ксения не обращала на мать внимания. Ей было приятно неожиданное внимание и ласковые слова, которые так редко наполняли её будни. Постоянные упрёки матери, безразличие отца, отсутствие близких людей — она чувствовала, что жизнь проходит мимо неё. И сейчас, наблюдая за поведением стариков, которых она видела осознанно первый раз в жизни, она чувствовала, как счастье медленно разливается по её худому телу.

Бабушка с Юлией Ивановной суетились на кухне, то и дело предлагая ей новые блюда, от которых ломился стол. Тамара Ильинична села рядом с внучкой и чуть ли не с ложки кормила её целый вечер, по-доброму упрекая невестку в том, что она довела дочь до такого состояния.

— Господи, какая же она худая! Почему она не ест мясо, Наташа? Как ты могла допустить такое? Это твоя вина! Ей же ещё детей рожать!

Наталья Васильевна решила игнорировать упрёки свекрови. В знак протеста она практически не притронулась к еде, едва поковыряв вилкой кусок холодца.

Ксения же, наоборот, была счастлива от такого внимания к своей персоне. К мясу она так и не притронулась, но с удовольствием уплетала всё, что подкладывала ей в тарелку бабушка. Ксения рассказала родственникам о целебных свойствах коралловой воды, подробно пересказала пользу всех трав, в два счёта подобрав для бабушки схему полезного питания и профилактического лечения от простуды. Тамара Ильинична внимательно слушала внучку, ни разу не перебив, лишь ласково улыбаясь её детскому щебету.

Знакомство с родственниками вдохновило Ксению. Она без умолку болтала со Стасом и Оксаной, играла с маленьким Коленькой и вступила в дискуссию с Леонидом Семёновичем о проблемах загрязнения окружающей среды.

На кухне остались сидеть Тамара Ильинична с Иваном Фёдоровичем, Влад и Наталья. Старики с интересом расспрашивали об успехах сына, его доме и увлечениях. Наталья Васильевна с презрением смотрела на мужа, то и дело пиная ногой под столом. Но он, как и Ксения, не обращал на неё внимания. Это был его глоток свободы, возможность побыть самим собой хотя бы несколько часов. Он не помнил, когда в последний раз ему было так спокойно на душе.

Очередной пинок от Натальи пришёлся Владу прямо по коленной чашечке. Он испуганно посмотрел на супругу.

— Давай, спрашивай! — еле слышно сказала она.

Влад не хотел портить вечер разговорами о былом и просьбами о деньгах, но знал, что Наталья не простит ему его страхи и слабость.

— Мам, пап, тут такое дело… — он был подавлен.

— Да, сынок.

— Мы хотим попросить у вас в долг немного денег…

— У тебя проблемы с деньгами? Что-то случилось? — старики посмотрели на сына.

— Как сказать… Мы хотим открыть ещё одну мастерскую по ремонту автомобилей, но нам не хватает немного средств…

— Сколько не хватает?

— Двадцать тысяч долларов, — он опустил глаза.

— Сынок! Милый! Но у нас нет столько денег. Мы, конечно, отложили на похороны, чтобы вы не тратили потом свои деньги. Ещё на сохранении у Юли есть несколько тысяч долларов, это, как говорится, на чёрный день.

— А вы говорите, что нет, — встряла в разговор Наталья, — не такие вы уже и бедные.

— Наташа! — Влад с укором посмотрел на же-ну. — Ничего страшного, мы как-нибудь выкрутимся.

Иван Фёдорович разглядывал в окно новую иномарку сына.

— Сынок, мы можем дать тебе пять тысяч долларов. Ничего возвращать не надо, — Иван Фёдорович присел на маленькую деревянную табуретку в углу кухни. — Мы просто хотим крышу подлатать по весне, а то совсем трухлявая стала.

— Это я так, ерунду сказал, ничего не надо, пап, мы сами справимся.

— Что значит сами? — Наталья встала из-за стола. — Ты двух слов связать не можешь! Вырастили подкаблучника! — она не спрашивая разрешения, открыла форточку и закурила прямо на кухне. — Вы же у нас такие справедливые! Просто образец чести и совести! Не то, что мы! Так давайте тогда будет делать всё по справедливости! — она стряхивала пепел мимо пепельницы. Серый пепел падал на кружевную салфетку, застеленную на подоконнике.

Тамара Ильинична присела на край стула.

— И в чём же, дочка, я была несправедлива к тебе?

— Ха! — Наталья зло рассмеялась. — Ко мне вы никогда не были справедливы! А собственного сына вы вообще обокрали!

Иван Фёдорович оторвал взгляд от пола.

— Зачем ты так, Наташа? Что мы сделали тебе плохого?

— Какая наглость! Вы ещё смеете спрашивать? Я не буду молча на это смотреть! На кого вы переписали этот дом? Может, вы поделили его поровну между своими детьми? У вас их двое! Но только вы, наверное, об этом забыли. Хотя нет, не забыли, вы это сделали умышленно.

— Наш сын сам сделал свой выбор. Он сам решил, как, с кем и по каким законам ему жить. Он забыл о нас, он был нечестен с нами. Я не этому его учила, — голос Тамары Ильиничны дрожал. Она медленно перебирала пальцами бахрому на скатерти. — Ты предал нас, Владушка. Я думала, что никогда не скажу это тебе в глаза, но приходится. Ты забыл мою любовь, забыл мою преданность! Ты наплевал на прошлое. Ты выбрал комфортное настоящее, — она сглотнула подступившие слёзы. — Когда я учила тебя ходить, ты падал, а я тебя поднимала и терпеливо, согнув спину, шла рядом. А когда мне понадобилась твоя рука помощи, ты одёрнул её и не захотел помочь мне научиться ходить заново.

Она встала из-за стола и