решил сам принести вам результат, — сказал он. — Во-первых, эксперты через полчаса приедут. А во-вторых, вы знаете, действительно нашлись такие родственники Рябовых, живущие поблизости! Всего в двух кварталах отсюда живет мать Марины Рябовой, жены застройщика.

— Мать Марины и бабушка Петра, сына Рябовых, — подхватил сыщик слова майора. — Мальчик наверняка хорошо знает дорогу в их дом. А ну-ка, Стас, давай ты здесь побудешь, может, увидишь что интересное в работе пожарных. А я прогуляюсь до дома тещи. Небось это какой-нибудь старый деревенский домишко?

— Тут вы ошиблись, Лев Иванович, — отвечал Березкин. — Дом, конечно, не такой пафосный, как вот этот коттедж самого Рябова, но вполне приличный новый дом. Рябов специально купил участок и построил этот дом, когда у него родился сын — чтобы теща жила поблизости и мальчик мог к ней запросто бегать.

— Похвальная предусмотрительность со стороны господина Рябова, — сказал Гуров. — Возможно, это решение сегодня ночью спасло жизнь его сыну. А может, и не спасло…

— Почему вы так говорите? — заинтересовался Березкин. — Вы что-то узнали о судьбе мальчика? Но откуда?

— Пока еще не узнал, — сказал Гуров. — Пока это одни предположения. Но я собираюсь их проверить. Так какой, говоришь, адрес этого тещиного дома?

Березкин продиктовал Гурову адрес, но потом заявил, что сам пойдет туда вместе с сыщиком. А Крячко оставили встречать экспертов и ставить перед ними задачу.

Березкин хотел ехать к намеченной цели на машине — так, в частности, проще было использовать навигатор, — но Гуров настоял на том, чтобы двигаться пешком. И они пошли пешком. Они шли между простых одноэтажных домов, некоторые были еще деревянные; из-за заборов на них лаяли сторожевые собаки. Несколько раз пришлось поворачивать, но в целом, как заметил сыщик, путь был довольно простой и занял не больше пятнадцати минут. «А если бежать, то вообще минут за семь добраться можно», — подумал он.

Дойдя до намеченного дома, они обнаружили, что хозяева дома не спят — во всех окнах горел свет.

— Кажется, будить здесь никого не придется, — заметил Гуров. — Может, у них и дверь не закрыта?

С этими словами он постучал. И действительно, их словно ждали: за дверью сразу послышались чьи-то шаги, она открылась. Перед полицейскими стояла не старая еще женщина, лет шестидесяти, с когда-то красивым, а сейчас просто симпатичным лицом.

— Вы кто? — спросила она.

— Мы из полиции, — ответил Березкин. — Мы пришли в связи с пожаром в доме вашего зятя Аркадия Рябова.

Майор хотел еще что-то сказать, но Гуров опередил его.

— Скажите, мальчик у вас? — спросил он.

— Петя? — уточнила женщина. — Да, он еще час назад прибежал, такие ужасы рассказывал! Сейчас муж все пытается его успокоить, чаем отпаивает… Да что же мы все на пороге стоим? Проходите в дом, проходите!

И она отступила, пропуская оперативников. Они оказались в уютной, хорошо обставленной комнате, в которой, однако, царил явный беспорядок: на полу валялась грязная детская одежда, один стул почему-то упал и лежал на боку, дверцы шкафа стояли открытыми. Из соседней комнаты доносились голоса.

— Мальчик там? — спросил Гуров, указав на эту комнату. — Мне надо с ним поговорить.

— Что ж, поговорите, — отвечала женщина. — Только скажите сначала: вы не знаете, что с Мариной? Петя говорит, что он там, на пожаре, все звал маму, слышал ее голос, искал ее, но не нашел…

— В этом могу вас успокоить, — сказал Гуров. — Я был в доме, нашел вашу дочь на кухне, и мы с моим другом, полковником Крячко, помогли ей выбраться наружу. Потом мы сдали ее на руки медикам. Сейчас она, я думаю, в больнице, куда ее отвезла «Скорая помощь».

— Слава богу! — воскликнула хозяйка дома. — Как же я вам благодарна, что вы помогли Марине! Значит, вы хотите с Петей поговорить? Идемте.

И она провела гостей в соседнюю комнату. Это была кухня. Здесь за столом, покрытым клеенкой, сидели двое: пожилой пенсионер, явно растерянный, не знающий, что делать, и мальчик лет семи, крайне возбужденный, тоже не знающий, что ему делать, как себя вести. Перед мальчиком стояла чашка чая, к которой он, кажется, даже не притронулся, и лежали горстка конфет и шоколадка — все это его тоже не интересовало. Увидев вошедших, он сразу уставился на них. Он явно хотел что-то спросить у новых людей, но не решался.

— Здравствуй, Петр, — сказал Гуров, входя в кухню.

Заметив в углу еще один табурет, он взял его и сел сбоку от стола, так, чтобы оказаться лицом к мальчику.

— Меня зовут Лев Иванович, — сказал он. — И я сразу хочу сообщить тебе важную вещь: твоя мама Марина жива, с ней все в порядке. Я сам вытащил ее из дома и отвел к врачам. Сейчас она поправляется, скоро вы сможете увидеться.

— Правда?! — воскликнул мальчик и вскочил со стула. — Мама жива?! Вот здорово! А папа?

— Твой отец, к сожалению, вряд ли смог спастись, — ответил Гуров. — Утром, когда пожарные окончательно потушат огонь и можно будет войти в дом, мы все узнаем. А сейчас мне нужно задать тебе несколько вопросов. Это очень важно. Ведь так мы сможем найти человека, который поджег ваш дом. Ты мне поможешь?

— Да, конечно! — с готовностью откликнулся Петр.

— Давай начнем все с самого начала. Вечером, когда вы ложились спать, не случилось ничего необычного? Может быть, к вам кто-то заходил?

— Нет, вчера никаких гостей не было, — отвечал мальчик. — У нас вообще-то редко бывают гости. Вот папа с мамой — они часто в гости ходят, но меня с собой не берут, я один остаюсь, только с Бернаром.

— Бернар — это, наверно, собака?

— Нет, это кот. Он здоровенный, но кастрированный, и поэтому жирный и трусливый. Но я все равно его люблю. И играть с ним люблю.

— Понятно. Значит, вчера гостей не было, и папа с мамой тоже в гости не уходили. Может быть, был какой-то необычный звонок?

— Звонок? Да, звонки были. И папе звонили, и маме. Но это как раз обычное дело, им часто звонят. И до ужина, и после.

— То есть такого звонка, чтобы папа повышал голос, ругался с кем-то по телефону — такого не было?

— Что-то я такого не помню… Нет, кажется, не было. И папа никогда не ругается по телефону. При нас то есть не ругается. Он тогда наверх уходит, в свой кабинет. Но вчера он никуда не уходил.

— А сколько вообще за вечер было звонков, можешь сказать?

— Всего? Четыре или пять. Да, точно пять.

— Значит, говоришь, в тот вечер ничего необычного не случилось, и вы пошли спать. Во сколько вы ложитесь?

— Меня в десять спать отправляют, а во