шаровар, Асмодей демонстрировал свой насмешливый оскал, явно находя подобную ситуацию забавной. Рядом с ним, раздетым, вульгарным и хитрым, я чувствовала себя воспитанницей института благородных девиц, что практиковала обмороки и знала наизусть всю классику. Эту встречу можно было бы охарактеризовать и проще, назвав знакомством волка с овцой дрожащей, в блеянии которой я видела собственную речь. Наверное, поэтому я и промолчала, решившись хотя бы подняться с места.

— Ты самое веселое пропустила, — хмыкнул демон, подходя ближе, — такой крик стоял, когда Пурсон залез на трон кандидата с речью о своих правах.

Конечно. Я даже не сомневалась в том, что этот мальчишка не будет церемониться. Признаться честно, даже хорошо, что я не видела этого действия, ведь иначе я бы испытывала сильный и жгучий испанский стыд.

— Но его наглость приняли радушно. В Аду совсем ничего не происходит в последнее время, теперь, наконец, все встрепенулись, — когда он подошел ближе, улыбка на его лице стала ещё шире, и смуглая рука схватила складки моего платья позади. Меня в прямом смысле слова взял за шкирку! — Впрочем, мы можем сделать этот день ещё более запоминающимся.

Легко оттолкнувшись от пола, Асмодей взлетел к самому своду, увлекая за собой мою безвольную и зеленую тушу, во взгляде которой каждый желающий мог прочитать «Убейте меня». Эгоистичный египтянин хотел развлечений, Пурсон хотел найти меня, демоны хотели зрелищ. Связь между этими пунктами была настолько прямой, что даже обладатель низкого интеллекта мог, не задумываясь, мне посочувствовать, и, когда мы незамедлительно спикировали вниз, толпа разразилась таким гвалтом, что я на мгновение оглохла. Моих ушей касались громкие, постоянно повторяющиеся фразы, и складывалось впечатление, что многие видели фамильяра впервые. Сидящий на троне Пурсон, казалось, был доволен, вот только я чувствовала себя зверем в зоопарке, и многочисленные указательные пальцы чуть ли не впивались в моё тело, которое совершенно автоматически добралось до Фуркаса и Тестиса. Последний хотя бы понял, что моё самочувствие вот-вот рухнет в тартары, и встал позади, чтобы придержать.

Из меня словно высасывали силы. Все вокруг кричали, бесновались и пытались коснуться кожи, тогда как я могла лишь смотреть в пол, с трудом удерживая собственный разум в сознании. Я услышала, как кто-то позвал меня по имени, и подняла голову, замечая, что стою у круглого стола, за которым, помимо Пурсона и Асмодея, сидят ещё трое. Они расплывались перед моими глазами, и я видела лишь бесформенные красное, белое и золотое пятна, от которых исходили жар и невидимая энергия, погружающая душу в отчаяние. Аура…Я вспомнила о ней, когда подумала об Асмодее, рядом с которым не могла ни говорить, ни шевелиться. Теперь же подобных аур было четыре, и я понимала, что ещё минута, и я не увижу ничего.

— Тестис… — чуть слышно позвала я инкуба, но тот услышал и придвинул свою голову ближе, — я сейчас потеряю сознание…

— Понял.

Крепкая рука обхватила моё запястье, уводя куда-то в сторону под многочисленные недовольные крики. Кажется, кто-то приказывал мне остаться, а кто-то громко смеялся, называя меня слабой и чувствительной, но сил обижаться не было. Пятна плясали перед глазами, и я надеялась лишь покинуть это место на своих двоих, чтобы сохранить хоть какое-нибудь достоинство и показать характер. Довольно глупое желание, благодаря которому я могла идти вперед, сдерживая тошноту и всхлипы от внезапно возникшей боли. Мои ноги казались неподъемными и изнывали так сильно, как если бы весь день моё неподготовленное тело скакало по горам вместе с альпинистами.

Внезапно по коже прошлась ночная прохлада, а крики остались позади за закрытой дверью, услышав которую, я упала на колени. По лицу стекал холодный пот, хотя возможно кто-то старательно пытался умыть моё лицо, и я даже не могла разглядеть того, кто делал это. Не видела, не чувствовала, не слышала, не могла говорить…Сознание погрязло в мрачных мыслях, и стоило чьим-то рукам попытаться поднять меня на ноги, как единственный источник света обрубили, и я потеряла сознание.

* * *

Мне приснилась моя деревня.

Оранжево-розовое небо несло к горизонту яркое заходящее солнце, тогда как я вдыхала в себя запах подожженных камышей, развешивая на балконе постиранные вещи. Несмотря на прохладный вечер крики детей, играющих во дворе, не стихали, и, высунувшись в окно, я смотрела то на редко проезжающие вдалеке машины, то на темнеющий горизонт, за которым череда дорог вела к городу. Небо в деревне отчего-то всегда было красивее. Оно быстро темнело, покрываясь яркими звездами, и салют, что расплывался во сне красивыми цветками, разбавлял ночное умиротворение своим кратковременным буйством красок. Музыка, игравшая в тот момент из телевизора, навсегда стала ассоциироваться с этим незначительным, но теплым воспоминанием, и запало оно мне в душу всего за неделю до того, как я повстречала Пурсона…

Я должна была прожить обычную жизнь. Думаю, я бы много ленилась, но была бы прилежна на работе. Думаю, я бы многого не успела попробовать, постоянно откладывая всё на потом, и навряд ли я бы посетила весь тот список стран, на территории которых желала ступить. Быть может, я бы не была всецело довольна своей жизнью, однако, я уверена, она была бы спокойной и размеренной. Такое ли будущее я желала или же мечтала о том, чтобы оставить где-нибудь свой след? К сожалению, даже в двадцать пять лет мои цели не стали виднеться четче и ярче. Наверное, если бы мне было позволено вернуться домой прямо сейчас, я бы не стала терять подаренное время попросту. Знание неизбежного конца не помогает побороть самого себя, однако, его ощущение заставляет посмотреть на жизнь под совершенно иным углом. Да, если бы мне позволили уйти, я бы изменила свою судьбу. Но за меня уже всё решили…

Что-то мокрое и холодное коснулось моего лба, заставляя поежиться, и, сделав шумный глубокий вдох, я открыла глаза. Передо мной был всё тот же деревянный потолок. Я не была дома…

— Ты проснулась, — услышала я облегченный мужской голос, и медленно повернула голову, пытаясь разглядеть лицо, — я даже не знаю, кого благодарить в этом…

Тестис. Его смазливое лицо, казалось, чуть похудело, и сам он выглядел сонным и уставшим. Рядом с ним мельтешила обнаженная взволнованная женщина, но инкуб отмахнулся от неё рукой, вынудив выйти из комнаты. Дверь громко захлопнулась, и я поняла, что громкие звуки более не вызывают во мне раздражения, не было во мне и той слабости, под натиском которой в тот вечер я падала с ног. Казалось, всё было в порядке, но рука, которую я подняла