— Если вы планируете и дальше тут сидеть, вы можете хотя бы быть полезным, — сказала она, держа перед ним открытую книгу и постукивая по анатомическому рисунку. — Видите это слово? Таламус? Найдите мне статьи и книги, в которых это упоминается. И выбирай свежие издания, за этот или предыдущий год. Я хочу знать, что это за часть мозга и из чего она состоит.

С трудом издав стон, он встал со своего места, и бросил ей усталый взгляд. — Было бы неплохо услышать 'пожалуйста'.

— Ты еще не привык получать приказы?

— Мими и Андао не приказывают мне, — упрекнул он. — Они вежливо просят, и я подчиняюсь. Как долго ты живешь без опекунов?

— С тех пор, как мне было двенадцать лет.

Угол его губ поднялся в понимании. — Да, это заметно.

— Что ты этим хочешь сказать? — буркнула она, но он лишь пожал плечами, избегая ответа.

Когда он подошел к полкам, то повернулся, сцепив руки, и стал ждать. Ей потребовалось мгновение, чтобы понять, что он действительно ожидал, что она будет умолять, и из самой глубины своего диафрагмы она выдавила из себя изможденное, ненавистное — Пожалуйста.

— Спасибо. — Он наклеил на лицо улыбку и принялся за работу на полках.

Теперь, когда у нее было представление о том, что она ищет, она могла ускорить темп чтения, сортируя книги по годам и просматривая их в поисках этой структуры. С помощью Трина, хоть ей и не хотелось признавать это, все шло быстрее. Она говорила себе, что будет тратить на библиотеку столько времени, сколько нужно, но это было волнующее чувство, быть так близко к ответу. Теперь она гналась, чтобы найти его.

Он приносил ей текст за текстом, и новая стопка скапливалась у ее ног. Несмотря на все это, она снова столкнулась с тупиком. Во всех этих анатомических текстах были изображения и подписи, но ни один не говорил, что такое таламус на самом деле. Ни один не говорил, как его исцелить.

Может быть, никто и не знал. Эта загадка была убийственной. Но она продолжала читать, прерываясь только на еду или чтобы сходить в туалет. Солнце постепенно садилось, и комната затемнялась с каждым разом, когда она поднимала глаза от страниц, пока библиотека не окуталась золотистым светом.

Ее внимание в этот вечер, отвлекла лишь служанка, просунувшая голову в библиотеку и сообщившая — Господа вернулись!

Трин выпрямился. Его внимание отвлеклось, и Нхика последовала за ним из библиотеки, через коридоры, к центральному фойе.

Они поднялись на мезонин, как только Конгмии вернулись, все еще одетые в белое. Нхика задержалась на верхнем этаже, пока Трин спускался по лестнице, чтобы встретить их. Даже с ее поля зрения она могла увидеть красноту их глаз, и прискорбность их выражений. Мими встретила ее взгляд, глаза полные слез, но отвернулась, прежде чем Нхика успела что-то сказать. Трин был рядом с Андао, рука на его спине, когда они трое удалились в свой уголок поместья.

Нхика следовала сзади, словно потерянный призрак. Ее ноги двигались самостоятельно, крадущиеся вниз по лестнице и следуя за сестрой и братом на расстоянии к их комнатам. Они зашли в личную гостинную, оставив Нхику стоять за дверью.

Ее дар не мог утихомирить эту глубинную печаль кому-либо, иначе она бы уже давно сделала это для себя. Кроме того, это не было утешением, которого ждали эти трое. Это было для Хендона, или их отца, или друг друга. Граверы крови, подобные Нхике, создавали только один вид связи, и это было от прикосновения кожи с кожей.

Она повернулась, чтобы уйти, когда её внимание привлек плач. Рыдания Мими остановили её. Плач стал криком, гневной болью преданной юной девушки, и звук вернул её в прошлое, в квартиру в Собачьем районе. В тот момент, когда паралич окончательно охватил легкие её матери, оставив Нхику по-настоящему, неотвратимо одинокой.

Она мечтала о кем-то в тот момент, о своей бабушке или своем отце, о том, кто знал бы её горе глубже, чем она сама. О ком-то, кто мог бы сказать ей, что все будет хорошо, и знать, что это правда. Но её отец был потерян в море, а бабушка умерла в пожаре, который уничтожил её дом детства, и Нхика никогда не чувствовала себя никем иначе чем последний Гравер крови, даже не способная спасти свою мать.

Теперь Нхика понимала боль Мими, возможно, даже лучше, чем Трин или Андао. На мгновение она задумалась, не следует ли ей открыть дверь, быть тем человеком, которого она мечтала иметь, когда её мать умерла.

Но это было не её место.

Пока она собиралась уйти, тень пробежала по входу в фойе. Испуганная, Нхика спряталась за дверью шкафа, когда в комнату вошел доктор Санто, неся накрытую блюдом выпечку. Он направился прямо к двери и постучал, без той нерешительности, что была у неё.

— Мими, Андао, это дядя Шон. Я принес ваши любимые лакомства, — сказал он. Даже издалека она почувствовала запах масла и теста.

Трин впустил его, и когда за ним закрылась дверь, Нхика вышла из укрытия, чтобы прислушаться к приглушенному разговору внутри.

— Я не хочу идти, дядя Шон, — процедила Мими сквозь полный рот.

Доктор Санто выдохнул с сочувствием. — Я понимаю, это тяжело, Мими.

— Я не знаю, смогу ли я выдержать увидеть его тело снова. — В этот раз её слова сопровождались всхлипами, намекая на слёзы.

— Это не для нас, для тех, кто любил его лично. Это для его друзей, коллег, знакомых — для тех, кто любил его публично. Они тоже заслуживают возможности попрощаться с ним, — сказал он, принимая тон, который почти напоминал Нхике голос её бабушки: нежный, строгий и наставнический одновременно.

— Но как мы должны себя вести? — Несмотря на успокаивающий тон доктора Санто, голос Мими нарастал. — Мы должны притворяться, что это просто похороны, что все присутствующие его любили?

— Мы должны показать свое лицо, держать голову. Помните, мы там, чтобы почтить память вашего отца.

— Я не понимаю, как нам это удастся, когда… — Голос Мими прервался от слёз, и Нхика затаила дыхание, ожидая её следующих слов. — … когда убийца отца может быть гостем.

Глава 8

Убийца.

Никогда раньше Нхика не чувствовала себя такой чужой, как сейчас, даже когда она была связана на заднем сиденье катафалка, потому что Конгми забыли упомянуть маленькую деталь о своем соглашении: они просили ее исцелить свидетеля убийства.

Ну, её