одни мужчины, танками-образцами на полигоне тоже мужчины управляли, а на работе я почти каждый день. Иногда и сутками приходилось задерживаться, особенно перед выпуском новой модели. Вот так незаметно и уже время для жениховства упустил. Выпить – по праздникам если, и руки распускать я совсем не приучен. Готово! Давайте следующий, – он перешел к очередной подставке.

– А у нас Нэля тоже холостая! – выкрикнул кто-то за спиной.

Голосистая прачка сделала большие глаза шутнице и залилась пунцовой краской. Вслед за ней заалел и Семен Михайлович, наклонил голову пониже к ножкам и хрипло произнес:

– Да я старый уже жениться, сорок девять как стукнуло.

– Тю, старый, – пожилая прачка расплылась в улыбке. – У меня дед в семьдесят молодкам пузо заделывал, так что не отверчивайся. Поухаживал, теперь женись на Нэльке нашей. Мы на войне, рассусоливать некогда!

– Баба Зоя, ну что вы говорите такое! – женщина смутилась до слез. Она наклонилась над жестяной лоханью низко, чтобы никто не видел, как по щекам побежали соленые дорожки. Так и закончил Бабенко плотничать в молчании, не поднимая головы. Бросил лишь короткое:

– Я пойду, пора мне, в ремонтный цех надо.

Со всех сторон понеслись крики благодарных прачек.

– Спасибо!

– Дай бог тебе здоровья, Семен.

– Приходите, все перестираем вам, залатаем!

А он заторопился подальше от женского отряда, от мыльной воды и бархатистого голоса, мысленно ругая себя: «Вот старый дурак, чего надумал на старости лет. Ухаживать… Голос, веснушки… Да она даже смотреть на тебя не будет!»

В библиотеке царила тишина: все танкисты с котелками и ложками выстроились к полевой кухне за обедом. Обрадованный, что никто не задаст лишних вопросов, старшина опустился на стул и на мгновение прикрыл глаза. Тотчас же перед ним снова засияли красным золотом волнистые изгибы волос и прозвучал бархатный перелив: «Нэля». Внутри все обожгло жаром, так что руки заходили ходуном, а в груди разлилась сладкая истома. В коридоре застучали каблуки, в дверях показалась знакомая фигура – командир.

Обед танкисты, рассевшись на бревнах возле кухонной повозки, ели прямо на свежем воздухе, чтобы не растерять жар горячей каши с тушенкой. Но Соколов с двумя котелками, одна порция для себя, другая для Бабенко, пошел обратно через улицу к их временному жилищу. Беспокойство из-за занемогшего механика никак не отпускало его, молодой командир не находил себе места, переживая, зачем старшина ходил в санчасть. Поэтому бросился к Бабенко по возвращении, забыв об обеде:

– Семен Михайлович, что с вами, заболели? Что в санчасти сказали?

– Все в порядке, Алексей Иванович, спасибо за обед. Я не для себя, я… мазь ходил брать, там для прачки, у нее руки болят от стирки.

Из-за новой волны жара старшина зашелся таким румянцем, что Соколов с недоверием переспросил:

– Вы не скрываете ничего? Жар у вас, раскраснелись. Воды, может быть?

– Нет, Алексей, ничего не надо, ничего, все в порядке. – Бабенко подвинул себе котелок, достал из-за голенища сапога ложку в тряпице. – Приятного аппетита.

Они принялись за еду, Соколов ел медленно, косясь на странного механика. Всегда уравновешенный и сосредоточенный Семен Михайлович был сейчас явно чем-то взволнован или расстроен. Но молчать о новом задании не получится, без опытного мехвода им не обойтись. Война не дает времени на эмоции, поэтому, доев, Соколов начал тяжелый разговор.

– Семен Михайлович, – закончив с кашей, командир посуровел. – У нас задание новое, засекреченное, груз перевезти к немцам и обратно вернуться. Звучит просто, но что именно перевозим, в какой квадрат и как – не знаю, все под грифом «секретно». Если согласны, то пишем заявления и выдвигаемся.

– Конечно, Алексей Иванович, это ведь приказ, приказы выполнять надо всегда, – положения военного устава всегда теряли в речах невоенного мягкого Бабенко свои жесткие формулировки. И Соколов перестал сразу же волноваться. Все у них получится, когда танк на ходу и на задание с ним идут такие проверенные танкисты, как Бабенко, Логунов и Омаев.

В цехе после обеда кипела работа, со сварочным аппаратом рабочие возились над очередной пострадавшей техникой. Логунов с Бабенко проверяли состояние танка. Заурчал мягко двигатель, старшина нырнул под днище – осмотрел, послушал, постучал. Ровно ли работает мотор, не дергается ли машина при переключении рычагов передач, пока Василий, прижавшись к налобнику прицела, осматривал и крутил ручки наводки. Нажал на ножной рычаг выстрела и проверил ручной спуск, вручную провернул шестигранную башню-«гайку» в несколько оборотов в разные стороны.

– Как у тебя, Семен, все в порядке? – уточнил командир танка.

– Да, еще замена пальцев часа на три. Снимем с других машин. К вечеру можно выдвигаться, если Алексей Иванович команду отдаст.

До самого вечера они возились с инструментами, бегая по ремонтному цеху по указаниям механика. Наконец, Бабенко сделал отмашку и поднялся на борт машины. Внутри занял свое место, выжал газ, и машина плавно тронулась к выходу, где на улице уже ждали Омаев с Бочкиным. В старых промасленных комбинезонах они приготовились комплектовать машину перед отправкой на территорию врага. Вместе парни разгружали с подводы ящики с боеприпасами, очищали заводскую смазку ветошью и укладывали во внутренностях танка.

77 металлических цилиндров с острыми наконечниками весом почти по 10 килограммов, основную часть на пол в «чемоданы» и несколько штук в крепежи у бортов. Из сброшенных с грузовика ящиков каждую единицу боеприпаса надо окунуть в емкость с дизельным топливом, обтереть ветошью, а потом еще одной тряпицей почище, чтобы не оставалось следов пушечного сала, смеси жиров и парафина, которая защищает болванки от коррозии.

Старшие товарищи в это время возились со шлангом для подачи топлива. Сначала необходимо заполнить кормовой топливный бак, потом бортовой бак, затем передние нижний и верхний топливные баки. Улучив момент, когда топливо гулко забулькало о дно емкости, заполнив воздух вокруг маслянистым резким запахом, Логунов с участием спросил друга:

– Семен, а ты чего в санчасть-то ходил, случилось чего, приболел?

Сержант мгновенно залился краской до кончиков ушей, кинул опасливый взгляд на ребят, не слышат ли. Не хотелось делиться своей тайной ни с кем из молодых из боязни, что быстро превратят в предмет шуток своими колкими языками интерес пожилого мужчины к бархатистому голосу.

– Да тут такое дело. Я не для себя, для женщины одной мазь брал. Руки лечить.

– Для женщины… – протянул Василий и крикнул пасынку: – Коля, смотри за шлангом, – повернулся к своему боевому товарищу, впервые он видел Семена смущенным, словно школьник. – Ну-ка давай отойдем, покурим, расскажешь, кого это ты под крыло взял, голубь мой сизый.

Они отошли поодаль, замерли у раскидистого дуба. Привычными движениями Бабенко скручивал самокрутку из обрывка газетного листка и ароматного табака, рассказывая о своей