На выезде после территории завода рядом с разбитой кирхой их встретил патруль. По обходной дороге сюда вывозили раненых с передней линии окопов, сооружали временный узел связи. Возле ручья уже сновал с ведром повар, растапливая полевую кухню. Спешившимся танкистам замахал рукой из двери церкви человек в накинутой на плечи шинели с широкими генеральскими погонами:

– Соколов и его ребята! Давайте поближе, – комдив Котов крепко пожал руку каждому, никого не обошел сильным рукопожатием. – Молодцы, ребята, вытащили девчонок, сломали немцев! Эх, с такими орлами мы Гитлера за месяц до Европы догоним. Давай-ка, лейтенант, отойдем для разговора.

Они прошагали с десяток метров до белой кромки замерзшей воды, которая чернела в полынье, что проделали техники. Возле полоски воды генерал вдруг снял папаху, зачерпнул пригоршню белых снежинок и протер ими с кряхтеньем лысую голову.

– Хорошо как здесь, будто и войны нет никакой. Вот что, лейтенант, уж прости, имени– отчества не помню твоего.

– Алексей.

– Алешка. Красивое имя, простое – наше, русское.

Котов вздохнул, тяжело давался этот разговор командиру дивизии. Он понимал, что бесконечно сдерживать атаки германских войск его соединения не смогут. Дивизии нужна передышка, а ему нужен дерзкий план, чтобы раз и навсегда отбить у немцев надежду вернуть занятые Красной армией территории. Генерал подцепил высохший камыш и нарисовал волнистую линию:

– Ты ведь видел мост, который ведет к магистрали? Его все немцы пытаются вернуть обратно.

Алексей в знак согласия кивнул, и комдив продолжил:

– Магистраль важная, только еще важнее то, что за мостом. После него расходятся три дороги – на Кингисепп, Волосов и Лугу. По ним немцы отступают, да только одно название, что отступают. Бегают туда-сюда, все пытаются обратно сдвинуть границы, – под углом в девяносто градусов появился пучок пунктирных линий из трех дорог. Камышинка уткнулась в точку соединения условных обозначений. – Сейчас это граница фронтов. Германского и советского. И ее надо сдвинуть, только эти набеги нас выматывают, на мосту не развернуться для атаки, – палочка очертила круг вокруг перекрестка дорог. – Есть у меня мысль, что если дождаться новой атаки и без боя запереть немцев в этом кармане, то за час наши бомбардировщики разнесут на куски всю эту армию драных гитлеровских кошек. Мы в это время с севера и юга зайдем вот по этим направлениям. Дивизионные танки погонят отступающих немцев к переполненным дорогам, и им придется эшелонировать линию обороны. Одна загвоздка! Как их малыми силами удержать в кармане на трех дорогах, чтобы до момента авианалета не ушли обратно в глубину?

Котов проницательно посмотрел в лицо молодого офицера:

– Я слышал, да и лично теперь убедился, что ты отличный стратег. Умеешь планировать действия в зоне боевых действий. Здесь не просто бой нужен, хитрость нужна. А какая хитрость, ты об этом подумай. Ты полевой командир, лучше знаешь, на что твои ребята и танки способны. У вас два часа на составление плана. Здесь остановитесь, после обеда жду твоего доклада, Алексей, – он заглянул в глаза парню и крепко сжал пальцы в кулак. – Разом их давить надо, гадов, чтобы даже мысли не было у Гитлера возвращаться в Советский Союз.

Соколову внимание генерала было приятно, но и задачу Котов поставил сложную. Как незаметно остановить прущую вереницу танков, не ввязываясь в бой, да еще и малыми силами. Только такие трудные задачки лейтенант любил и мог часами вглядываться в карты местности и рисовать на них химическим карандашом одному ему понятные стрелочки и линии. Недаром о лейтенанте Соколове шла слава эксперта танкового боя. Секрет его был не только в умении в тяжелых ситуациях отодвигать в сторону эмоции и страх, задействовать лишь холодный расчет, а также и в длительной мысленной подготовке. В отличие от других командиров Алексей не относился к танковой карточке формально, как к бюрократической бумажке. Для него это была схема будущего боя, которая укрупнялась, разрасталась от отделения с тремя-четырьмя членами экипажа до целой роты, для которой он выстраивал пошагово каждый метр траектории движения, зону огня, ориентиры для стрельбы. В голове он представлял все возможные варианты развития событий, развертывая целые баталии.

Как только Котов развернулся и вернулся в свой временный штаб, он отдал своим ребятам короткий приказ:

– Отбой на два часа, – и вернулся к схеме на снегу.

Подхватив камышинку, лейтенант теперь сам водил ею вокруг пучка дорог и моста, рисуя значки, рассчитывая в уме расстояние.

Танкисты разошлись кто куда: одни нетерпеливо ходили вокруг дымящей кухни, предлагая свою помощь, другие отдыхали, а Бабенко, как обычно, любовно осматривал тридцатьчетверки, выискивая все недочеты в работе деталей. Его верные помощники – Логунов и Бочкин – подавали инструменты, озабоченно охали, когда Семен Михайлович ворчал по поводу разбитой подвески и гнутых пальцев.

Один Руслан в это время слонялся от одного конца кирхи к другому и умолял о чуде. Он сразу приметил возле дверей покосившегося здания кучку перевязанных бойцов. На костылях, с перебинтованными головами, с повязками на руках они курили самокрутки, улыбались, радуясь короткой передышке в военной жизни. Здесь, в лесу, шум воды в ручьях и шелест камышей действительно заглушали звуки выстрелов, будто нет в нескольких километрах отсюда линии фронта и там не идут ожесточенные бои. Госпиталь – это передвижной госпиталь дивизии, о котором писала ему в письме Гуля. А значит, его невеста может быть здесь. Поэтому теперь парень нетерпеливо обходил круг за кругом здание, пытаясь высмотреть в темных провалах окон среди белых одеяний врачей и медсестер свою любимую. Вдруг в одном из черных квадратов он поймал взгляд родных глаз и кинулся со всех ног, прижался к высокому оконцу:

– Гуля, Гуля, Гулечка! Я нашел тебя, это я, Руслан! Я почувствовал, я знал, что ты здесь.

Стоящая к нему спиной седая женщина – военный хирург, затянутая в белую застиранную форму и тугую шапочку, резко повернулась и гаркнула:

– Это еще что такое! У нас ведется прием пациентов! Фамилия, номер части! Доложу командиру о нарушении дисциплины!

– Марья Гавриловна, не надо! – взмолилась ее ассистентка. Худенькая черноглазая девушка, так же укутанная в медицинскую накидку. – Это мой жених. Он не будет больше.