Греция выбралась из «темных веков» в восьмом и седьмом веках до н. э., за два столетия до Анаксимандра. Благодаря финикийской торговле были восстановлены контакты между греческим миром и Востоком, прерванные после падения Микенской империи. Греция вновь процветала, торговля развивалась все оживленнее, численность населения росла. Сельское хозяйство перешло от выращивания культур, необходимых для выживания, особенно зерновых, к выращиванию культур для торговли, особенно оливковых деревьев и виноградников. Сеть колоний и стимулируемая ею торговля быстро стали источником богатства. Археологические находки, относящиеся к этой эпохе, становились все более многочисленными по сравнению с эпохой предыдущей.

Вновь появились письменные документы, но сделанные уже не с помощью линейного письма Б микенской эпохи. Это был совершенно новый стиль письма, основанный на алфавите, который греки переняли от финикийцев.

Возродившаяся торговля привела к тесному контакту греков с финикийцами, которые долгое время лидировали в сфере морской торговли в Средиземноморье. Благодаря этому сотрудничеству греки научились пользоваться финикийским алфавитом, который они адаптировали к своему языку. Эта адаптация привела к изменениям, важность которых трудно переоценить.

Греческий и финикийский алфавиты схожи только внешне. Оба они состоят примерно из тридцати букв, однако механизм работы этих двух алфавитов кардинально отличается. Финикийский алфавит – консонантный, то есть в словах пишутся только согласные. Например, если бы я использовал консонантный алфавит, то предыдущее предложение выглядело бы примерно так: «Фнкйскй лфвт – кнсннтнй, т ст в слвх здс пштс тлк сглсн».

Для того чтобы читать такой алфавит, необходимо иметь достаточно четкое представление об обсуждаемой теме и уметь распознавать слова по консонантным кластерам. Такая система может хорошо работать в некоторых узких областях – в бухгалтерии, при расшифровке торговых переговоров, – но в общих контекстах она не слишком удобна.

Идея консонантного алфавита может показаться несколько парадоксальной (почему бы не включить в него гласные?), однако его изобретение стало огромным шагом вперед по сравнению с более ранними, существовавшими на протяжении тысячелетий, формами письма, такими как клинопись, которая использовалась с четвертого тысячелетия до н. э. в окрестностях Месопотамии; иероглифы, которые появились в Египте несколько позже; и микенское линейное письмо Б.

Хотя клинопись и иероглифическое письмо включают в себя некоторые фонетические элементы, в них все же используются сотни различных символов. На практике это означает, что необходимо заранее знать письменную форму слова, чтобы суметь написать его или распознать в тексте. Это требует огромного объема знаний, которые, в свою очередь, требуют длительного обучения. Поэтому на протяжении тысячелетий письменность оставалась уделом профессиональных писцов. Древние цари и князья не умели читать и писать[40].

Финикийский консонантный алфавит, созданный, вероятно, для того, чтобы удовлетворить потребность торговцев в экономичном и гибком письме, все значительно упрощает. Около тридцати букв заменяют собой сотни символов. Сочетания этих букв, определяемые согласными звуками в каждом слове, позволяют кодировать слова простым и эффективным способом. Но для того, чтобы научиться восстанавливать слова по одним только согласным звукам, по-прежнему требовалась серьезная подготовка. Из-за тренировок, необходимых для овладения этим навыком, он по-прежнему оставался доступным лишь немногим.

Около 750 года до н. э., то есть чуть более чем за столетие до рождения Анаксимандра, греки перешли на финикийский алфавит. Но в процессе перехода они обнаружили важную деталь: индоевропейская фонетика проще семитской. В греческом языке меньше согласных, чем в финикийском. Точно так же, как английский язык, относящийся к индоевропейским, насчитывает меньше согласных, чем арабский – семитский язык с большим количеством гортанных звуков. Таким образом, при адаптации финикийского алфавита к греческому языку остались некоторые финикийские буквы, соответствующие согласным звукам, которых нет в греческом: α, ε, ι, ο, υ, ω.

Кому-то в Греции пришла в голову идея использовать эти оставшиеся буквы для обозначения звучания гласных. Таким образом, множество сочетаний согласного звука с гласными, например, «ба», «бе», «би», «бо» и т. д., обозначаемых в финикийском языке одной буквой β, в греческом письме стали различаться: βα, βε, βι, βο и т. д. Это нововведение может показаться незначительным, но в действительности оно стало глобальной революцией.

Так родился первый в истории человечества полный фонетический алфавит. Чтение и письмо превратились почти что в детскую забаву по сравнению с теми трудностями, которые они вызывали в предыдущие века. Благодаря фонетическому алфавиту можно было просто научиться внимательно слушать каждый слог и расшифровывать составляющие его согласные и гласные звуки. И наоборот, можно было научиться произносить последовательность написанных букв – б, а, «ба!» – как мы все делали в начальной школе, чтобы заставить текст буквально заговорить с нами. Теперь было достаточно лишь произнести написанное слово и узнать его по звучанию, даже не зная заранее, что именно за слово написано в тексте.

Появилась первая в истории человечества техника, способная сохранять копию человеческого голоса.

Почему этой относительно простой реформе письменности пришлось дожидаться греков? Разве никто другой не мог провести ее за предыдущие четыре тысячи лет существования письменности? Разве не было очевидно, что фонетическое письмо – это хорошая идея?

У меня нет ответов на эти вопросы, но уместно будет высказать следующие соображения. Если для всех очевидно, что фонетический алфавит настолько рационален, то почему, скажем, во Франции, Англии, США и Китае продолжают использоваться системы письма, так грубо нарушающие нормы фонетического письма? Например, во французском языке слово «вода» пишется как e-a-u, но произносится как «o». В Китае и Японии, несмотря на введение новых систем фонетического письма (пиньинь и кана, соответственно), все еще в значительной мере преобладают старые иероглифы, содержащие очень мало фонетических элементов. В человеческих культурах ригидность преобладает над разумностью. Возможно, только новый народ, не имеющий своей письменности, мог переизобрести ее на более разумной основе.

Или, может быть, для этого нужен был народ, знавший письменность пятью веками ранее и утративший способность к письму, но сохранивший память о нем. В результате этот народ, вероятно, мог осознать ценность систем письменности соседних народов, не впадая в благоговение перед таинственной, экзотической и непонятной техникой.

Образованный торговец или политик в Греции восьмого века до н. э., вероятно, еще мог увидеть древние микенские надписи на руинах, оставшихся от воспетой в «Илиаде» древней цивилизации, руинах, которые, возможно, за семь веков еще не полностью исчезли. Он знал, что его предки в ту прекрасную древнюю эпоху умели писать. Познакомившись с финикийскими писцами, этот человек должен был осознать все преимущества, всю пользу, которую принесет