всех людей церковного ведомства от мирского суда не только в гражданских, но даже в уголовных делах. Впрочем, несмотря на соборные постановления, воеводы и другие мирские власти постоянно вторгались в церковные суды. Само духовенство предпочитало духовному суду светский, продолжало подавать свои иски на посторонних в разных приказах, а также судиться у воевод и городских властей; многие монастыри судились по старому в приказе большого дворца. Так было при двух слабых престарелых преемниках Никона; но ревностный первосвятитель Иоаким, взявшись твердою рукою за кормило Церкви, не допускал мирского вмешательства в дела церковные 16; должности судей и сборщиков даней поручал он лицам духовным, строго следил, чтобы лица клира не подлежали суду мирскому, кроме преступлений уголовных, которые должна была судить власть светская, и то не иначе как с ведома власти духовной. Между тем он предпринимал меры, которые должны были увеличить надзор духовной власти за делами Церкви. На Соборе 1675 года он определил, чтобы все церкви и монастыри (кроме монастырей, приписанных к патриаршему дому), находившиеся по писцовым книгам в той или другой епархии, были в ведении епархиального архиерея и чтобы никто из архиереев не имел в чужой епархии подвластных себе церквей и монастырей. Этим распоряжением уничтожились те страшные беспорядки, которые в то время были так обыкновенны между духовенством, особенно монашествующим, и к которым вели как называемые «несудимые грамоты» и старый обычай, по которому некоторые монастыри и церкви ускользали от надзора местного архиерея, принадлежа архиерею другой епархии 17.

В ноябре 1681 года Патриарх Иоаким созвал Собор русских святителей для рассуждения о делах раскола. Собор просил благочестивого царя Феодора, чтобы «развратники и отступники (раскольники), которые по многом церковном учении и наказании и по архиерейском попечении явятся противны и святой Церкви непокорны», были отсылаемы к гражданскому суду, где и получали бы решение, какого кто достоин, как было при царе Алексее Михайловиче 18, причем воеводы и приказные люди обязаны вполне содействовать церковной власти. По предложению царя Собор положил: новоисправленные книги безденежно выдавать каждому, кто только принесет книги прежних изданий. Царь сообщил, что самоволие заводит пустыни с тем, чтоб они служили пристанищем раскола; оно же умножает часовни, где народ собирается слушать молитвы перед сомнительными иконами, а оставляет святую литургию. Собор постановил: впредь не дозволять новых подобных пустынь, а живущих в таких пустынях, где вблизи живут мирские люди, вывести в монастыри, храмы же обратить в приходские церкви; из числа же часовень оставить только те, к которым близка стража, прочие же закрыть.

Лучшими мерами, без сомнения, были те, которые направлялись против самого корня раскола, против народного невежества, которое предавало массы непросвещенного народа во власть злонамеренных расколоучителей. Так смотрел на корень раскола Патриарх Иоаким, и на этом взгляде основывалась заботливость его о распространении духовного просвещения.

Патриаршая Чудовская школа, существовавшая в Москве, покровительствуемая Никоном и руководимая Епифанием Славеницким вместе с другими членами ученого братства, пережила бурю бед Никона 19. После падения Никона ученые труды наставников, возбудив толки в толпе невежд, нашли многих противников и учению: расколоучители открыто вопияли против книжных исправлений, крепко держались за старину и в свете образования хотели видеть тьму бесовскую. Но слепое гонение на учение послужило только к усиленному сознанию нужды учения и вместо разрушения повело к ее возрастанию.

Присутствовавшие на великом Соборе восточные патриархи Паисий и Макарий в слове, предложенном от лица их в день Рождества Христова, убеждали народ и царя полюбить мудрость и позаботиться о заведении училищ греческих и славенских 20, а пастырям вменили в обязанность содействовать царю доходами с церковных имений 21.

Тогда же некоторые из боголюбивых граждан Москвы подали просьбу о дозволении открыть училище при церкви святого Иоанна Богослова 22. Оба патриарха восточные и Московский Патриарх Иоасаф благословили доброе намерение двумя грамотами 23. Но все воззвания к щедрости пастырей и настоятелей монастырских остались тщетными. Церковные и монастырские отчины уже довольно были истощены частыми сборами на нужды государственные. Дряхлые старцы-патриархи Иоасаф и Питирим не предпринимали ничего для устроения училищ. Царь озабочен был то укрощением бунтов, то внешними войнами. Неизвестно ничего даже о судьбе предположенного училища при церкви Иоанна Богослова.

Странным кажется, как не настоял об учреждении училищ в Москве сильный при дворе молодой образованный инок, с пылкой деятельностью, ученик уважаемого царем архипастыря Черниговского Лазаря Барановича, учитель царевича Феодора Алексеевича Симеон Полоцкий. Но, прибыв в Москву в 1664 году, он хотя и принимал участие в ученых трудах на пользу Церкви Русской, однако более семи лет жил простым иноком в Заиконоспасском монастыре. Около 1672 года сделался он наставником царевича Феодора: с этой поры стал он более иметь силы и влияния на других. Но, к несчастью, он незнаком был с греческим языком, а его латинское образование отчуждало от него строгих к Православию иноков и иерархов.

При Патриархе Иоакиме пришло наконец время, когда завещанное восточными первосвятителями дело должно было исполниться. В 1673 году возвратился в Москву из путешествия по Востоку некто иеромонах Тимофей и принес с собой известие о притеснениях, какие терпело тогда Православие на Востоке, особенно в Иерусалиме, от латинян, домогавшихся не только овладеть всеми святыми местами в Палестине, но и привлечь всех в покорность папе. Дошло это и до сведения юного царя. Сожалея об участи христиан восточных, он пожелал учредить училище греческое в Москве, дабы оказать какую-нибудь помощь угнетаемому Православию. Патриарх Иоаким охотно согласился с мыслью государя. Собрано было до 30 учеников; избран учителем проживавший в Москве ученый грек Мануил 24, а после него иеромонах Иоаким, также из греков; ректором училища назначен сам Тимофей, которого Патриарх причислил к своему домовому клиру. Училище открыто было при типографии. «И невозможно изобразить, – пишет один из учеников сего училища, – как заботились о нем сам благочестивейший государь и святейший Патриарх. Едва ли не каждую неделю приходили они в типографию, и порознь и вместе, и явно и тайно, чтоб утешаться новым и неслыханным делом, наделяли учащихся одеждою и червонцами» 25. Не менее радовался Патриарх Иерусалимский Досифей, когда узнал о благотворном предприятии на пользу духовного просвещения 26. Скоро начатки еллинского учения показались малы для щедрот государя, и он пожелал дать школе более обширные размеры и преобразовать ее в академию, но, не успев привести это дело в исполнение, скончался. Незадолго до ранней кончины он обратился к патриархам восточным с прошением прислать в Москву испытанных в Православии и учености наставников.

Между тем как в Москве едва появилась еще заря науки, свет просвещения колебался