Ощущаю недовольство своего зампакто. Цукигами очень не нравится, когда я склоняю голову перед теми, кто, по его мнению, этого не заслуживает.

- Ты прощен, - фыркнув, сказал Танабэ. – Иди к рядовым, мне надо подумать. Одному.

Я вышел из палатки, смущенная улыбка исчезла с лица, будто была миражом.

Ох уж эти неуверенные в себе бывшие главари банд. Лейтенант умудрился взбесить меня за один разговор.

Тебе повезло, Танабэ, что я очистился от всей той ненависти и желания крови. Яда, который испивал в исступлении мести и благодаря которому обрел Шикай.

Иначе я бы сейчас не иронизировал, как здравомыслящий человек, а был одним из тех идиотов… Которые на малейшее пренебрежение начинают плеваться пеной и орать – я убью тебя! Ты посмотрел на меня сверху-вниз! Как посмел?! Даже если это про себя.

Я сказал ему «издержки воспитания», пф. Чуть не смеюсь в голос с этого.

Один раз Ичиро уделил мне целый день, а не пару часов. И тот день был Адом.

Окикиба Ичиро сказал мне, что слова могут быть оружием более страшным, чем любая духовная сила. В обществе людей, которые имеют законы, правила и нормы этики, слова – это то, что может поднять человека на геройство или обречь на отчаяние.

А потом показал мне, как слова могут быть оружием.

Он заставил меня слушать себя. И в тот день я полюбил его, как отца, а потом возненавидел. Я простил его, а потом стал винить себя. А потом я был увлечен прекрасным будущим, предоставленном мне его гладкой речью… Чтобы рухнуть в отчаяние, растоптанный словами о том, какое я ничтожество, что не добьюсь этого, никогда.

В конце дня он сухо, по фактам, рассказал как и что говорил, чтобы подействовать на меня.

Это все было возможно, потому что он мог играть мной, как на струнах. Он узнал меня, как облупленного. И бил точно, каждый раз, каждой фразой.

Ичиро показал мне весь ужас людей, у которых нет морали или ограничений для манипуляций. Я боялся его так сильно, что мне снились ужасы о том, что я всего лишь марионетка на веревочках, а там в тенях монстр с его лицом, что дергает за эти нити.

Ужас, от которого я избавился только тогда, когда обрел силу поднести клинок к горлу Ичиро и приказать ему заткнуться.

До сих пор помню следующий вдох, после того озарения, он был сладким от ощущения свободы. Уже пять лет прошло, а я так ярко это помню. Как кошмар, так и освобождение.

Мне было, за что бояться своего отца. Он заслуживает моего уважения, но не любви. И никогда – доверия. Он чудовище.

«Издержки воспитания» для Лейтенанта Танабэ звучали, как оправдание к моему высокомерию, привычке говорить с людьми свысока.

Для меня это смешное напоминание о факте, что даже, несмотря на силу Лейтенанта, узнав его лучше, мой бессильный отец мог бы сломать Танабэ так обстоятельно, что он не узнал бы свою личность в зеркале, глупый гордец.

И я бы мог тоже.

Воспоминания, которые Танабэ разбудил, с трудом были загнаны обратно.

Нет. Я бы не стал.

Тепло поддержки Цукигами тоже помогло мне понять – я не такой человек. Если бы я возненавидел кого-нибудь, чтобы решить это, у меня есть меч. Я уже доказал это.

Манипуляции и интриги не мой путь. Моего отца.

Я не политик. Я – Шинигами.

И шинигами пора заняться своим делом. Убивать врагов Короля Душ и Баланса.

- Привет, парни, - присаживаюсь к пьющей чай двойке рядовых.

- Офицер, - осторожно здороваются те, не зная, чего от меня ожидать. – Налить вам чаю?

– Да, спасибо, - приняв кружку и с расслабленным видом выпив, я снял напряжение. - Расскажете мне о прошедших битвах с Квинси? Мне интересна каждая мелочь…

Глава шестьдесят девять. Между Приказом и Честью.

Я слушал рядовых, тихо попивая чай и впитывая их жалобы. Серьезный разговор уже прошел, я узнал тактики и приемы, которые любит использовать Семья Цан. Мало чем отличаются от раннего Исиды Урю.

Теперь пошел уже более обычный треп. Пара темноволосых шинигами сидят на циновках, постеленных прямо на траве, в расслабленных позах нет боевого напряжения. Доверяют товарищам часовым. Пьют чай, да болтают, а я в роли молчаливого слушателя.

- Это так странно, - уныло жалуется рядовой, ставя на землю пустую кружку. – Они думают, что мы болваны совсем. Знаете, используют такие штуки из серебра, трубки, полные рейши. И делают из них ловушки на земле, которые взрываются. В форме пятиконечного креста Квинси ставят.

Второй рядовой поддакивает:

- Да, помню такие.

- Так каким надо быть тупицей, чтобы прыгнуть в явно очерченную трубками зону ловушки? – всплеснул руками рядовой шинигами. – Или неловким, чтобы раз уж попал туда, тут же не выпрыгнуть. Им еще для активации надо отдельно рейши на трубку капнуть, чтобы рвануло.

- Никто еще не попался, - с ухмылкой добавляет второй рядовой. – Но то, что они продолжают пытаться, оскорбляет.

- Ага, будто мы тупые Пустые, - рядовой цыкнул языком и налил себе новую порцию чая из железного походного чайника. – Почему вообще такая странная форма? Создали бы уже просто трубку-взрывчатку, бросил – рвануло.

- Нам же проще, - хохотнул второй рядовой. – Пускай продолжают на свои кресты Квинси надрачивать, во всех формах.

- Угу, у меня в бою аж в глазах рябит от этого серебра. На одежде, на пуговицах, лук из креста, ловушки из креста… У них на жопах, наверное, кресты эти набиты уже.

- Ха! Вместо ребенка их мамаши целуют на ночь крестики Квинси. Вот обидно, наверное?

Рядовой моргнул, представляя, а потом зашелся в хохоте:

- Ха-ха-ха!

Я тоже невольно улыбнулся. В этот момент из командирской палатки вышел Лейтенант. Обведя всех тяжелым взглядом, он притушил все разговоры и дела.

- Так, будите всех, - скомандовал Танабэ. – Есть новый план. И лучше бы нам начать как можно раньше.

Через пару минут все шинигами собрались вокруг Лейтенанта.

- Значит так, - жестко начал он речь. – Есть у меня догадка, что Квинси не успели забить свое убежище продовольствием. Иначе они бы сидели там, как мыши, после разрушения поместья. Но нет, вылезли на следующий же день. Не знаю уж, в чем точная причина, но что примерно сорок голодных ртов – это проблема, знаю точно. Бойцы, женщины, дети,