Я взял с кровати Стэна белую простынь, накинул ее на плечи и завязал уголки вокруг шеи. Часть простыни спадала мне на грудь, и я прилепил над сердцем символ красного креста – наклейку для аптечек, которую нашел в тумбочке, где хранились предметы для оказания первой помощи.

Мой плащ не был похож на те, что носили Саня или Майкл. Но сгодится и такой.

Что еще важнее, я сунул в уши наушники, подключил их к своему телефону, врубил на всю мощность песню Странного Эла Янковича NOW That’s What I Call Polka! и поставил ее на автовоспроизведение.

Я почти ничего не видел. И слышал только мою польку, глупую, прекрасную, которую так хорошо знал, – но именно это мне было нужно.

В коридоре я почувствовал, как пустота окружает меня и начинает распространяться во все стороны, а воздух пропитывается гнетущим страхом. Бака баку выгнала всех с этажа – я смутно видел пустые желтые квадраты, удалявшиеся от меня: это рабочие, медсестры и врачи покидали этаж по лестницам и на лифтах. Оставались мы с ней и жертвы, оказавшиеся в ловушке сна.

Лампы дневного света разом начали мигать и вспыхивать, будто нуждались в замене.

Я не видел красного сигнала, обозначавшего врага.

Но мне он был не нужен.

Я вышел в центр холла, высоко поднял меч и почувствовал, как он вспыхнул, прогоняя сгустившиеся тени. И пока Янкович у меня в ушах преображал популярную музыку в польку, я крикнул:

– Бака баку! Предатель детей! Ты сбился с пути! Выходи и сразись со мной!

А потом закрыл глаза и стал ждать.

Видите ли, в магии на самом деле нет ничего волшебного. Я потратил много времени на изучение теории и точно это знаю. То есть, разумеется, это самая настоящая магия, но она не происходит в абсолютном вакууме, не творит непостижимых чудес. По большей части, магия творится в соответствии с физическими законами. Например, энергию нельзя ни создать, ни уничтожить.

Если бака баку внедрял в сознание людей магический страх, этот страх нужно было каким-то образом передать. Он не мог волшебным образом – пуф! – появиться у кого-нибудь в голове. Речь идет о своего рода пересылке сигнала. А значит, как и для трансляции других магических сигналов – например, с помощью коммуникаторов, которые я придумывал и создавал в прошлом, – лучше всего подходили электромагнитные волны.

Подобные действия приводили к сбоям в работе мобильных телефонов. В наушниках это ощущалось особенно сильно.

Поэтому я слушал одну из самых любимых в последнее время песен и ждал. Мой внутренний десятилетний ребенок кричал: «Уноси ноги!»

Я сказал ему, чтобы он заткнулся и дал мне поработать.

И конечно, когда Эл запел о том, как здорово можно выглядеть в дедушкиных шмотках, звук в левом наушнике начал искажаться.

Чтобы двигаться быстро, не нужны особые усилия. Не надо напрягать сразу все мускулы. Можно действовать расслабленно, аккуратно и уверенно. Едва я услышал помехи, как тело тут же отреагировало; я повернулся и опустил меч одним плавным движением.

Меч ударился обо что-то, и в гудении лезвия послышались триумфальные нотки. Я открыл глаза и увидел метнувшуюся назад фигуру, судя по размеру и цвету – Миямунэ.

Еще один предмет, намного меньше по размеру, телесного цвета лежал на полу у моих ног.

Я вытащил наушники, услышал, как Миямунэ стонет от боли, и остатки страха покинули меня.

Бака баку отскочила от стены и упала. Я направился к ней медленным, уверенным шагом.

Огромная причудливая тень чудовища растеклась по стене у нее за спиной, а сама она обратила ко мне свое человеческое лицо.

– Кто ты? – спросило чудовище.

Слова, сорвавшиеся с моих губ, казалось, не принадлежали мне.

– Эхье ашер эхье[44], – произнес я.

Своды пустого коридора слегка вздрогнули, когда эти слова пронеслись под ними, хотя я даже не повысил голоса.

Чудовище молча уставилось на меня.

– Даже сейчас, – услышал я свои слова, – еще не поздно сойти с выбранного пути. Заслужить прощение.

Я не видел лица чудовища, но заметил, как напряглось его тело, расплывавшееся перед моими глазами, почувствовал, с какой яростью оно резко выдохнуло и бросилось на меня.

И меч Веры в последний раз обрушился на него, положив всему конец.

* * *

Когда поздно вечером Майкл забрал меня из больницы на своем старом белом пикапе, я чувствовал себя ужасно измотанным.

Первым делом он протянул мне запасные очки, которые я с благодарностью надел.

– Нужно что-то с этим делать, – сказал я. – Может, заказать спортивные очки?

– Хорошая идея, – поддержал он меня. – Как Стэн?

– С ним все будет хорошо, – ответил я. – И с детьми тоже.

– Что на них напало?

– То, что должно было их защищать, – тихо ответил я. Когда мы отъезжали, я покосился в окно. – Я убил его, и оно просто исчезло.

– Что-то не так? – мягко спросил он своим низким голосом.

– Я не уверен, что справился с задачей, – ответил я. – Я пытался достучаться до этого создания. Дать ему шанс встать на истинный путь.

– Иногда они используют этот шанс, – сказал Майкл. – Но обычно – нет.

– Просто… убийство – такая бессмысленная потеря. Я сделал то, что было необходимо. Но все равно не уверен, что поступил правильно.

– Убийство редко бывает правильным поступком, – согласился он, – по крайней мере, исходя из моего опыта. Ты мог поступить иначе?

– Возможно, – засомневался я. – Не знаю. Учитывая все, что тогда было известно… не знаю.

– Если бы ты поступил по-другому, они бы все уцелели? Дети? Стэн?

Я задумался и покачал головой:

– Затрудняюсь с ответом.

– Значит, ты должен быть доволен, сэр Рыцарь.

– Ну да, и даже не пришлось жертвовать рукой, – сказал я и наклонил голову к окну.

Не успел я опомниться, как уснул, сон мой был спокоен, и кошмары не тревожили меня.

День в зоопарке

Я вовсе не собирался делать Гарри отцом.

Я хочу сказать, что заранее продумал основные этапы. Я знал, что в «Переменах» я хотел вывести плохих парней, которые представляют смертельную угрозу, и Дрездену придется принимать соответствующие меры. Главным мотивом для Гарри должно было стать спасение его ребенка, тем более что сам он рос сиротой и его никто не спасал. Поэтому в моем подсознании отпечаталось то обстоятельство, что Гарри обязательно спасет своего ребенка. Как молодой чародей, он, возможно, будет действовать неуклюже, неосмотрительно, отчаянно, не слишком организованно, без случайных жертв, пожалуй, тоже не обойдется, но Дрезден привык доводить дело до конца.

И все же я никогда не задумывался всерьез