– Где он достает наркотики?

– Он инвалид и получает кое-какие препараты по закону. Засовывает их себе в нос. Лечиться отказывается.

– Семья?

– Не-а. Мы искали.

– Дерьмово.

– Ты хочешь помочь парню, – сказал Паттерсон. – Но сам он не желает помогать себе. Понимаешь? Нельзя спасти того, кто не хочет, чтобы его спасали.

– И все-таки я хотя бы попытаюсь, – сказал я. – Где он?

Паттерсон взглянул на монитор, еще пару раз стукнул по клавишам и сказал:

– Ха. А вот это странно.

* * *

Я работаю патологоанатомом и редко бываю в отделении педиатрии. Взрослых нариков туда тоже не должны пускать. Но Стэна по какой-то причине перевели к детям.

Я поднялся вверх на лифте, стараясь принять рассеянный и равнодушный вид, как подобает обычному врачу, часто страдающему от недосыпа, но сделать это было сложно – испытываемое мной чувство, похоже, оказалось сильнее обычной ярости.

Непонятно, что случилось со Стэном, но он точно пережил нечто ужасное. Еще тут, как выяснилось, были замешаны дети. И знаете, все же есть черта, которую лучше не переступать.

Я быстрым шагом вошел в отделение. В больнице Святого Антония было много педиатров общего профиля, а также различных специалистов, консультантов по детскому здоровью и так далее, и тому подобное. На этаже кипела жизнь, все кровати были заняты, медсестры не сидели сложа руки и, в довершение всего, здесь шел ремонт. Со стен кое-где свисала полиэтиленовая пленка, отгораживавшая часть коридора, за ней стояли строительные козлы, были сложены ведра, разные инструменты и материалы; их размытые очертания смутно виднелись по другую сторону полупрозрачного занавеса.

Рабочие с больничными бейджами не обращали внимания на ритм, в котором существовала больница. Они как раз вышли из-за ограждения и, судя по всему, отправились на ланч. Один из них заигрывал с молоденькой медсестрой, хотя у той явно была куча работы. Просто какой-то адский котел, или, по крайней мере, его аналог в стенах больницы с хорошо налаженной деятельностью.

Скажу честно, я воспользовался всем этим. Без проблем прошел в отделение, схватил стопку историй болезни и пошел по коридору с таким видом, словно хорошо знал, куда направляюсь, на ходу просматривая медицинские карты.

Я вошел в первую палату. Девочка лет восьми или девяти лежала на боку в позе эмбриона. Маленькое личико было совсем бледным, глаза запали, темные круги под ними выглядели как отпечатки шин на дороге. Каштановые волосы казались тусклыми и безжизненными. Я нашел ее историю болезни. Девочку звали Габриэль. Во сне она сильно дергалась. Дыхание было сбивчивым и шумным.

Я еще не успел стать отцом, но все равно понял, что малышка находится во власти кошмара. И, судя по препаратам в капельнице, спать ей пришлось бы еще долго.

Я просмотрел медицинские карточки, и они многое сказали мне. Семеро детей плюс Стэн страдали на удивление похожими симптомами. Паранойя, истерия, бессонница и отказ ложиться спать из-за ужасных кошмаров, особенно в ночное время, вследствие чего потребовалось использование лекарственных средств.

Восемь человек.

Надо же!

Если пострадало столько народа и для того, чтобы разобраться с этим случаем, послали Рыцаря Креста – пусть даже этим Рыцарем был я, – значит, здесь замешан сверхъестественный хищник. Очень серьезный монстр. И мне придется иметь с ним дело.

Мне одному.

Я начал подозревать, что это уже не просто задание для новичков.

Я тихонько вышел из палаты и заглянул в соседнюю, где обнаружил Стэна. Он был привязан к кровати и находился под седацией, но с ним, учитывая его состояние, нельзя было так поступать. Нужно было поставить капельницу и тщательно наблюдать за ним, пока организм не переработает коктейль из наркотиков, едва не убивших его. Он был в таком же состоянии, как и маленькая девочка, или, хуже того, полностью отключился и страдал от ужасного кошмара, которому не мог положить конец. Пульс был нитевидным, дыхание – неровным, а медицинские приборы сбились и показывали цифры, которые, возможно, не отражали реальную частоту дыхания и пульс.

Кто-то ведь сделал с ним такое.

– Господи, Стэн, – сказал я ему, – я послал тебя сюда. Прости. Нужно было послушать тебя.

Он не ответил, но его голова дернулась в мою сторону. И в этом коротком движении было что-то отчаянное. Я прикусил нижнюю губу и положил руку ему на голову.

– Держись, приятель, – сказал я. – Обещаю употребить все силы, какие у меня есть, чтобы помочь тебе.

Если тот, кто сделал это со Стэном и детьми, узнает, что я разнюхиваю тут обо всем, он с радостью постарается сделать то же самое и со мной.

Сердце забилось быстрее. Через секунду я осознал, что оно бьется в такт с быстрым стуком шагов в коридоре. Женских каблуков. Клац-клац, клац-клац – стук был решительным и целеустремленным.

Еще через пару секунд я понял, что мой страх и звук шагов были связаны, а затем – видимо, на тот случай, если мне и этого окажется мало, – на стене появился квадрат красного цвета размером где-то четыре на четыре фута. Очевидно, он отслеживал движение враждебного создания, которое двигалось по коридору к палате Стэна.

Я поднял глаза к потолку и пробормотал: «Я понял». Оглядевшись, я перебрал возможные варианты, в то время как страх продолжал нарастать и наконец стал настолько сильным, что я запаниковал. Войдя в туалет, я прикрыл дверь, оставив только маленькую щелку, и замер.

Монстр появился в поле моего зрения. Поначалу она не показалась монстром – невысокая женщина в туфлях на низком каблуке, изящная брюнетка. У нее были азиатские черты лица, а на бейджике виднелось имя: «ДОКТОР МИЯМУНЭ». Глаза за толстыми стеклами очков в темной оправе казались невозможно прозрачными и голубыми.

Войдя в палату, она остановилась и осмотрелась, но меня не заметила. Она не была старой, на вид около тридцати пяти лет, и выглядела как врач, закончивший интернатуру и проходящий ординатуру, чтобы затем работать специалистом. Ее голубые глаза уставились на Стэна, и внезапно передо мной оказалась не просто женщина в белом медицинском халате. Она преобразилась за считаные секунды.

Это выглядело даже не как физическая трансформация. Ничего такого, что смогла бы зафиксировать камера. Что-то более глубокое, неосязаемое. Ее поза слегка изменилась, стала не такой напряженной, она расслабила руки и ноги, прищурила глаза. Хуже всего выглядел рот. Губы поднялись и растянулись, обнажая зубы. Выражение лица стало жутковатым, и от страха меня немного замутило.

«Монстр» – понятие достаточно субъективное. Но тварь, скрывавшаяся в человеческом обличье, отлично подходила под это определение. Я стоял не шелохнувшись.

Миямунэ обошла кровать Стэна, не сводя