на пол возле этих обогревателей. Я проснулся, а вокруг всё горит. Я так вымотался, что заснул прямо в костюме Элвиса. Вот и накрылся мой белый костюмчик, ну знаешь, тот, что он носил — с золотыми блёстками и всеми делами. Забавно я, наверное, смотрелся — прыгал по всему номеру и пытался сбить огонь. Когда я снял костюм, я обгорел, как будто на солнце перележал.

— Ты справишься?

— А я разве сказал, что не справлюсь?

— Ты нервничаешь. Я по твоему голосу это чувствую.

— Есть немного. Я и перед выходом на сцену всегда нервничал, но всегда справлялся. Народ приходил увидеть Элвиса, и народ его получал. Я раньше расписывался его именем. Люди так хотели. Они хотели притворяться, хотели видеть.

— Особенно женщины?

— Угу.

— По сколько им было? По пятьдесят пять?

— Разного возраста были. Некоторые — довольно молодые.

— Трахал кого-нибудь?

— Конечно, до фига. Споёшь им немного “Love Me Tender” в спальне, и они сделают всё, что захочешь.

— Ты старух трахал?

— Нет, я ни одной старухи не оттрахал. А кто вообще придумал так дело провернуть?

— Босс, конечно. Думаешь, он бы мне позволил планировать такое? Он не хочет, чтобы узкоглазые подмяли под себя ловлю креветок и всё такое прочее.

— А я и не знал. Мы вроде воевали за этих ребят. Странно как-то получается.

— Знаешь, из-за чего мы войну проиграли? Из-за того, что не могли отличить одного узкоглазого от другого, и из-за того, что все они такие, какие есть. Я думаю, нам нужно было стереть к чертям атомной бомбой всё это местечко. А потом, когда всё остыло бы и перестало тлеть, устроили бы там ёбанный Диснейленд или типа того.

Они выезжали из города, набирая скорость.

— Не понимаю, а чего бы нам просто не отмудохать его, а не заниматься всем этим, — произнёс Боуэр. — Странно как-то всё это.

— Тебя никто не спросил. Взялся за работу — выполняй. Босс хочет, чтобы узкоглазый помучился, значит он будет мучиться. Будто бы он не получал предупреждений. Босс хочет, чтобы он воспринял всё всерьёз.

— Может это не самая лучшая идея, учитывая, что узкоглазых это может не волновать так сильно, как нас. Они по-другому всё воспринимают, после всего того, что они повидали.

— Это их будет волновать, — произнёс Келли. — А если нет, то это уже не наша проблема. Нам дали работу, и мы её выполним. А там хоть трава не расти. Босс захочет, чтобы выполнили другую работу, выполним другую. Сделаем всё, что он захочет. Он же платит.

Они уже выехали из города и слева от шоссе, за полосой низкорослых деревьев, увидели отблеск моря.

— А как мы его узнаем? — спросил Боуэр. — Все узкоглазые на одно лицо.

— У меня есть фотография. Там ожог на лице. Всё рассчитано по времени. Босс всё спланировал. У него есть ребятки, которые смотрят и записывают. Всё подготовлено.

— А почему мы?

— Я — потому что уже проворачивал кое-какие делишки раньше. Ты — потому что он хочет посмотреть, что ты из себя представляешь. Я тут типа у тебя нянька.

— Мне не нужно, чтобы за мной присматривали.

Они проехали мимо ряда лодок, вытащенных на пристань. Они въехали в городок под названием Уилборн. На углу повернули на Кэтлоу стрит.

— Вот тут недалеко, — сказал Келли. — Взял нож? Если ты вместо ножа взял свою расчёску, я тебя прибью.

Боуэр достал из кармана нож.

— В этой штуке куча всяческих лезвий — практичная штучка. Даже расчёска есть.

— Боже, ты что собрался это делать скаутским ножичком?

— Многоцелевым ножичком. Лезвие, которое я хочу достать, довольно острое, вот увидишь. А почему мы не могли использовать стволы? Было бы без грязи. Гораздо же проще.

— Босс захотел с грязью. Он хочет, чтобы узкоглазый обдумал всё хорошенько. Он хочет, чтобы все узкоглазые обдумали всё хорошенько. Он хочет, чтобы они загрузили своё барахло в лодки и отчалили на свою узкоглазую родину. Или так, или пусть платят процент, как все остальные. Если он позволит узкоглазым избежать наказания, то все захотят избежать наказания.

Они припарковались у обочины. Вниз по улице была школа. Келли посмотрел на часы.

— Может, лучше если бы это был ниггер, — произнёс Боуэр.

— Узкоглазый, ниггер, какая разница?

Они услышали, как зазвенел звонок. Через пять минут они увидели, как дети выходят на обочину к припаркованным там автобусам. Несколько детей шли по тротуару в их направлении. Одна из них — вьетнамская девочка лет восьми. Левая сторона лица была покрыта шрамами.

— А они меня не запомнят? — спросил Боуэр.

— Дети? Не-а. Тебя тут никто не знает. Избавишься от этого элвисовского видочка, и всё будет отлично.

— Как-то это неправильно, перед всеми этими детьми. Я думал, мы её отца должны отмудохать.

— Тебе никто не платит за то, чтобы ты думал, Элвис. Делай, что положено. Я должен это сделать, а если ты не будешь, то пожалеешь.

Боуэр раскрыл свой многоцелевой нож и вылез из машины. Он прижал нож к ноге, прошёл вперёд и опёрся на капот. Когда вьетнамская девочка сравнялась с ним, он проговорил:

— Эй, девочка, подойди-ка на минутку, — И продолжил с хрипотцой. — Элвис хочет тебе кое-что показать…

Перевод: Иван Миронов

Телефонная женщина