— Иногда, — продолжал генерал, — мне хочется пустить себе пулю в лоб, а иногда в кого-нибудь другого.

Его подчиненный, отвечающий за военно-техническое обеспечение, заявил, что в его отделе давно уже не ведется реальная работа»[1931]. Степун был уверен, что «большинство сделанных Керенским ошибок объясняется не той смесью самоуверенности и безволия, в которое его обвиняют враги, а полною неспособностью к технической организации рабочего дня. Человек, не имеющий в своем распоряжении ни одного тихого, сосредоточенного часа в день, не может управлять государством»[1932].

И у него был слабый кабинет, который мало чем мог помочь в управлении страной, которая вела войну. «Появившееся на свет после трехнедельного кризиса правительство выглядело заморышем. Оно состояло из фигур второго и третьего плана, подобранных по принципу наименьшего зла»[1933], — утверждал Троцкий. В кабинет «второй коалиции» вошли 10 эсеров и меньшевиков и 7 несоциалистов.

Роль Керенского, считал Чернов, «стала сводиться к балансированию между правым, национал-либеральным, и левым, социалистическим, крылом правительства. Нейтрализуя то первое — вторым, то второе — первым, Керенский, казалось, видел свою миссию в этой «надпартийной» роли, резервируя себе роль суперарбитра и делая себя «незаменимым» в качестве центральной оси власти»[1934].

Заместителем председателя и министром финансов оказался Некрасов, МИД остался в руках Терещенко. Сохранили свои портфели также Чернов, Скобелев и Пешехонов. Заместителями Керенского с правами членов кабинета стали: в военном министерстве Савинков, в морском — В. И. Лебедев. Авксентьев стал министром внутренних дел.

Зато все остальные члены кабинета нуждаются в небольшом представлении, поскольку еще не появлялись на наших страницах: они не играли заметной роли в первые месяцы революции. Впрочем, не сыграют и в последующие.

Сергей Николаевич Прокопович — министр торговли и промышленности — закончил Брюссельский университет, стал доктором философии в Берне, был членом Вольного экономического общества, работал в московском ВПК. «Беспартийный и безличный писатель… обитавший на меже между кадетами и меньшевиками»[1935], — писал Троцкий. Суханов характеризовал Прокоповича как «известного московского «межклассового» экономиста, бернштейнианца и поссибилиста, а попросту — радикала»[1936].

Алексей Максимович Никитин, меньшевик, адвокат, был уроженцем Нижнего Новгорода и выпускником Московского университета. Его сдернули с должности заместителя председателя Московской городской управы, чтобы он возглавил Министерство почт и телеграфов.

Народный социалист Александр Сергеевич Зарудный, получивший известность как адвокат на громких политических процессах царских времен, стал министром юстиции благодаря личной дружбе с Керенским. «Бывший прокурор, затем радикальный адвокат, сын либерального министра Александра II»[1937]. Завадский был с Зарудным на «ты»: «Бескорыстнейший идеалист, добрый и отзывчивый человек, хороший, но несколько медлительный работник, он обладал головой, способной вскипать не хуже самовара»[1938].

Иван Николаевич Ефремов — дворянин и крупный помещик Области войска Донского, выпускник физмата Московского университета, масон, депутат трех Дум, один из основателей партии прогрессистов, а в 1917 году — лидер радикально-демократической партии — был назначен министром государственного призрения.

Наконец, кадетская четверка. Министром народного просвещения стал Сергей Федорович Ольденбург, потомственный дворянин, признанный идеолог русского либерализма, непременный секретарь Академии наук, видный востоковед и археолог, бывший профессор столичного университета, член ЦК кадетской партии.

Петр Петрович Юренев — инженер-путеец, кадет, депутат 2-й Думы от Черниговской губернии, автор так и не реализованного дореволюционного проекта строительства московского метро, член Земгора и ВПК возглавил Министерство путей сообщения.

Ведущий профессор государственного права Московского университета, секретарь 1-й Госдумы, бессменный автор «Русских ведомостей» и «Русской мысли», председатель Юридического совещания Временного правительства Федор Федорович Кокошкин стал государственным контролером. «Гибкость его мысли равнялась только твердости его основных убеждений»[1939], — уверял Милюков.

Антон Владимирович Карташев заменил Владимира Львова на посту обер-прокурора Святейшего синода. «Карташев, религиозный мыслитель, необыкновенно быстро освоившийся с чуждой ему областью политики, перенес в нее серьезность и честность стремлений, соединенную с большой наблюдательностью и правильностью понимания людей и положений»[1940], — отзывался об однопартийце Милюков.

Кабинет поправел. «В первой коалиции, оформившейся 6 мая, социалисты были в меньшинстве; но они были фактическими хозяевами положения; в министерстве 24 июля социалисты были в большинстве, но они были только тенью либералов»[1941], — считал Троцкий. Милюков подтверждал: «При небольшом номинальном перевесе социалистов действительный перевес в кабинете безусловно принадлежал убежденным сторонникам буржуазной демократии»[1942].

Прежде всего обращало на себя внимание исчезновение из кабинета Церетели, о чем было много пересуд. Суханов объяснял это тем, что Церетели оставался «некой личностью, да еще опасной тем, что за ним стоял Совет, армейские организации и все то, чему совсем не следовало бы существовать на свете. Поэтому полномочный Керенский постарался вытеснить, выдавить советского лидера из своего кабинета. Об этом Церетели прямо говорил в частных беседах. Но молчал об этом публично — в интересах престижа коалиции «живых сил»… Так стряпала кучка политиканов полномочную и безответственную революционную власть в эпоху упадка»[1943].