как 14-летний, — нахожу радость в чтении таких книг, как «В лесах», «На горах» — Мельникова-Печерского678. Кровь моих предков сказывается? манит скитами? подвигами? уютом старины? лесной глушью? таинственной глубиной Светлояра? Олюша моя, как бы хотел тебя увидеть в сарафане, в платке роспуском, как ходили девушки-старообрядки. На днях одна дама — беспоповка когда-то — Владимирской губ., показывала мне себя — фотографию свою, — в наряде скитницы, будто с картины Нестерова. Теперь она — церковная-новоблагословленная (единоверка679). Пошел бы тебе этот сарафан! Сегодня я все ждал в нашей уютной церковке — почти домовой — вот Оля войдет! вот сейчас чудо будет, увижу ее… И сколько лиц, чуть тебя напоминавших, — знаешь эти стандартные прически! — но _т_в_о_е_г_о-то, единственного для меня на свете, — нет, нет… Вошел немецкий моряк-офицер, с кортиком, — привела его русская девушка, — м. б. его невеста. Вдумчиво слушал пение. Очень изящная девушка, с _н_а_ш_е_й, неповторимой ни у кого, грацией… — и я удивился, какое же разнообразие женских типов у нас, и до чего же естественна грация, — прирожденная, как у… восточных девушек! — персиянок, турчанок… — это в крови у нас. Не красота, а пре-лесть… «хорошесть», — вот чем берут наши. Красавиц-то много, а прелестных — поищи-ка! Порой маленькая скуластость дает лицу и всему в _н_е_й_ — такое, чего никакая чистота черт не заменит. Вот у тебя-то этой «неизъяснимой» прелести — богатство. Вот почему ты всех чаруешь, и тебя не могут не любить, ибо если и не поймут, то почувствуют в тебе _ч_т_о-то, такое чудесное, влекущее, чего определить словом нельзя. То, по чему вздыхают, его — раз увидел, — не забудешь: и уже все тогда — не то, _н_е_ _т_о. Ну, словом, я пою тебе молитвы. И не устану петь. Так вот, все ждал — войдешь, станешь рядом, и я… — и я вспоминаю «Свете тихий».

Твои похвалы красивости «сестрицы кареглазой», Фасе… — меня не удивляют. Тебе иное что-то в них представляется, у тебя _с_в_о_й_ глаз, художнический. Да… сделай мне радость, напиши свой портрет, тебе удастся: ты все сохранила. Не пугай себя.

Ольгуночка… Жадно читал твои два письма из клиники. Благодарю за рисунок комнаты твоей. Ты мастерски все дала, — говоря о цветах, о танцующей сестре. Ну, посмей еще отбрыкиваться, что ты «не можешь писать»! У тебя такой зоркий глаз! И такие послушные слова. Ты так живо дала «сестру», которая помогает себе язычком, хохотушку… — и все! И это — полубольная, в тревоге, «мельком»! Ты — Божией Милостью большой талант. Знай это. И не смущай себя, что «Говенье» не удалось: у-да-лось, знаю. Прекрасно описала и «образ» Пречистой. Мне _в_с_е_ понятно. Пусть он _н_е_ по-евангельски, но это — _т_в_о_й. «Гордости», как ты пишешь, в Ней не могло бы быть, чувствоваться. А святой восторг. Девочка моя чистая, как ты умна! Ты, 10-леткой — _т_а_к_о_е_ постигала! Ты — исключительна. Книжки той не знаю, чья же она? Справлюсь у духовенства. Знаешь, мне сегодня, после обедни и бездарной проповеди о Фоме пришло на мысль выступать с амвона. Надо получить благословение митр. Серафима.

Я _х_о_ч_у_ говорить. И — буду. И _е_с_т_ь_ — о чем. М. б. в неделю о слепом. На смысл: прозрение Верой (о неверии). И во-имя твое. (Конечно во-Имя Божие — и — _т_в_о_е.) Говорят друзья — храм не вместит молящихся. Дал бы Господь! Тогда я разговорюсь. Зажгусь. А ты что скажешь? Одобришь? Это можно, по церковным уставам, — надо лишь облачиться в стихарь.

Ольгуночка, не взводи на меня напраслины: никакой хитрости во мне, когда запрашивал о чулочках. Я хотел только угодить тебе. И настаиваю: какой размер, тон. Скорей извести. От Вани примешь, а то обижусь. Мне нет дела до твоих «лапок», — они _в_н_е_ меня, ты знаешь, чем ты мне дорога. Будь ты некрасива, мне все равно теперь, когда я знаю _т_е_б_я, твою Душу. Я бы любил тебя — всякую видом, — понятно это тебе? — Счастлив я, что «яичко иерусалимское» дошло до тебя. Благодарю доброе сердце цензора: всегда верил, что немецкое сердце — человеческое сердце: вот что ты хочешь, а так крепко верю и так ярко чувствую, что славянская и германская души — широкие, бо-льшие души, и могут понять одна другую. Чем объяснить, что столько браков теперь? Да, да… я знаю. Женятся и на _т_а_м_о_ш_н_и_х! Находят _н_е_т_р_о_н_у_т_ы_х_ язвой большевизма, сохранившихся, удивительно скромных и стро-гих! Говорят так: «вот эта может быть же-ной!» Да, и какой еще! А вот с французскими-то _н_е_ выходит! И не выйдет. И это так понятно: ни-чего общего. Француженка… типичная-то… — «не для _ж_и_з_н_и». Наши дураки скоро это раскусывают. Французская женщина прежде всего — «хищница», ибо была всегда рабой. _С_в_о_б_о_д_ы_ нашей русской женщины она не знала, и потому ее «свобода» рабья, хищническая, урывком, обманом — и как общее правило — адюльтер. И из терема наша вышла, а — свободна. Потому что — душа-то у ней — христианка, как, вообще, по Тертуллиану680 — богослов римский — «человеческая душа по самой своей природе христианка». Вывод: у француженки _н_е_ человеческая душа, а… кошачья. Не оскорбись за свою «киску». Ну, цветочная фея, как же ты с клиникой-то? Неужели тебя все еще томят? не поняли твоего недуга, который весь — в «сосудах». Ты здорова, с клинической точки зрения, — да еще хирургически-клинической. Тебе надо как-то укрепить сосудистую систему. Во всяком случае — не дразнить ее, не надрывать. Весеннее известное в органическом мире «движение соков» на тебе сказывается. Ну, говорил же я, что ты из породы «мимоз». Твои сосуды не выдерживают «напора чувств», слабоваты они для твоей «души». Ты же — особенная, девочка. Одаренности-то твоей не выдерживают. Словом, у тебя, как у Дари моей: для ее души — для ее «внутренней структуры» тело уже не годится, обычное, — она вся вылезает из него, напор ее духовный _р_а_з_д_и_р_а_е_т_ ее тленное. Знаешь, я хочу дать твою странную «болезнь» — Дари681. Да, и я это поставлю в связь с ее высоким духовным напряжением, для которого обычная кровеносная система уже не подходит, требуется новое «т_е_л_о». Надо мне это показать, я лишь чуть этого коснулся: «божественное начало в ней настолько сильно — золотинка-то Божья», — что ей жить трудно и… жутко. Вся она мятется. Ты — Дари. Так какие же тут могут быть для меня — «лапы»?! И вообще — твоя видимость!? Ты вся — _в_н_у_т_р_и. — Понимаю твою — «жажду жизни»! Ибо ты — _т_в_о_р_и_ц_а. Хорошо говоришь о звездах. Ми-лая… я