Но, словно черт из табакерки, между ними тут же возникает взвинченная Шахи-хатун. Ее лицо перекошено такой гримасой недовольство, точно вместо женщины она вдруг увидела гадкую и склизкую змею, или того хуже, какую-то плесень:

–Здравствуй, Халиме. Что тебе от нее нужно?

И тут же прежде невинная улыбка Халиме прямо на глазах Лале растягивается в самодовольный, ехидный оскал, покуда она отвечает:

– Ничего. Просто хотела познакомиться.

Но противореча своим словам – тут же отходит в сторону.

Лале озадаченно глядит ей в след, после чего оборачивается к наставнице:

– Кто это?

– В прошлом: фаворитка султана Мурада, почти королева этого дворца – все с большим отвращением отвечает Шахи-хатун, еще глядя в след Халиме – теперь: никто. Просто забытая всеми бывшая наложница.

Лале вновь смотрит в спину Халиме:

– Жаль ее..

– Напрасно – резко обрывает женщина – она-то никого не жалела. А мать твою так и вообще в могилу свела..

– Что?

Опомнившись, наставница тут же умолкает на полуслове и с каким-то нарочито глуповатым выражением указывает в сторону:

– Смотри, хну уже несут, идем.

– Но Шахи-хатун, ты сказала..

– Идем-идем, негоже отвлекаться на постороннее в вечер невесты..

На неудовольствие Лале – в залу и правда вносят большой поднос, по краям которого горят свечи, а в центре возвышается горка зеленоватого порошка. Вскоре этот порошок смешивают с водой, получая жидкую пасту.

– По традиции расписывать руки невесты хной должна самая удачливая в замужестве женщина – заявляет одна из гостей – чтобы новобрачной повезло в семейно жизни так же, как и ей.

Мгновение все оглядывают друг друга, после чего, едва ли не единогласно, подзывают девушку с вуалью:

– Нурай-хатун, кому как не тебе повезло с замужеством. Богатый, знатный, видный человек. Иди сюда.

Лицо Нурай белеет. Однако, она покорно подходит к подносу, берет кисточку, обмакивает ее. На секунду замирает, глядя на счастливое лицо Сафие-хатун… после чего вдруг кладет кисть обратно несколько резковатым движением:

– Простите, я что-то нехорошо себя чувствую. Пусть кто-нибудь другой.

Голос ее звучит холодно, слова такие же обрывчатые, как и движения. Сказав это, она быстро возвращается на свое место, а ей довольно скоро находят замену, проведя обряд по всем правилам.

После росписи Сафие – наступает уже ее очередь делать рисунки своим подругам. Оглядев всех, она подзывает к себе первой Лале. Впрочем, девушка не удивляется – она была почти уверена, что так и будет, поскольку Сафие начисто убеждена, что сохранение их любви с Даметом – исключительно заслуга нарисованного Лале портретом.

Следует несколько минут, покуда Сафие с излишней старательностью выводит узоры на оголенных ключицах подруги:

– Вот, почти готово. Сейчас, тут один штришок поправлю. Не прокрасился..

Сафие чуть сильнее надавливает, и..

ХРУСТЬ!

Тонкая кисточка в ее руке надламывается.

– О, Всевышний! – с ужасом восклицает Шахи-хатун.

А в зале воцаряется гробовая тишина.

-9-

Лале изумленно оглядывается на женщин, что все как одна, испуганно уставляются на нее. В ее груди поднимается неприятное чувство и она переводит взгляд с одной на другую:

– Что? Это что-то значит?

Но все молчат, кратко переглядываясь между собой. Наконец Шахи-хатун, которую, как уже показалось Лале хватил удар, поспешно встает и отмахивается на женщин:

– Ну что смотрите? Ничего особенного, давайте дальше!

Женщины тут же тупят глаза, начинают нарочито громко заговаривать, активно имитируя видимость «все нормально», тем самым еще более явственно заставляя Лале осознать, что произошло что-то ужасное.

Голова начинает болеть, в висках стучать, а воздуха вдруг становится слишком мало.. Разговоры становятся будто бы все громче, косые взгляды на нее все чаще..

Она поспешно вскакивает:

– Я пойду, Сафие-хатун, выйду на улицу. Что-то мне нехорошо.

Но уже у самых дверей ее окликает чей-то насмешливый голос. Обернувшись, она замечает явно чем-то очень довольную Халиме, стоящую поодаль от остальных. Помня слова наставницы, Лале враждебно хмурится:

– Чего вам?

– Забавная ситуация – с ехидной ухмылкой говорит та, изображая из себя саму невинность – почему никто не хочет объяснить тебе значение произошедшего, если оно в самом деле ничего не значит?

– Может, тогда, вы объясните? – с вызовом бросает она.

– О, с радостью, милая. Сломанная кисть при таком обряде – это самый дурной знак. Означает, что девушка никогда не выйдет замуж.

Ухмылка становится еще шире:

– А если и соберется, то умрет накануне замужества…

* * *

Лале входит в класс со стопкой рисунков и принимается раскладывать их на учительском столе. Ходжам Мустафа заранее попросил ее подготовить эти рисунки, и она с радостью изобразила необходимое к сроку урока с ребятишками.

Собственно, эти же самые ребятишки лет десяти-двенадцати и галдят сейчас здесь, в ожидании учителя, и совершенно не обращая на ее появление никакого внимания.

Кроме одного.

Худенький, бледнолицый мальчик с черными, как смоль, волнистыми волосами – очень сильно походящий на Влада. Однако, между братьями есть одна главная отличительная черта – глаза Раду тускло-зеленого цвета, а не ярко-голубого, как у его старшего брата.

Он единственный подходит к ней ближе.

– Привет, Раду – улыбается Лале, заметив его – как дела?

– Все хорошо, Лале-хатун. Вам помочь?

– Можно – она с готовностью указывает ему на стол – нужно разложить рисунки по темам, справишься?

– Конечно.

Он с излишней старательностью принимается за вверенное ему дело. Лале украдкой поглядывает на него и понимает, что несмотря на разный цвет глаз, они с Владом все же будто два брата близнеца с десятилетней разницей в возрасте. Он все больше начинает походить на того юношу, которого четыре года назад привезли ко дворцу.

Тогда Раду был лишь маленьким мальчиком – но теперь в нем все явственнее проступают те черты, что уже окончательно оформились во внешности его старшего брата.

Невероятно красивый мальчик, который служит Лале хоть какой-то отдушиной для глаз, пока она не может видеть его брата. Глядя на него – ей кажется, что будто бы и Влад совсем не так далеко отсюда, как есть на деле.. будто бы вот он, стоит перед ней, слегка потерявшись во времени и утянувшись в росте.