лет службы, то есть годам к пятидесяти, а подчас и раньше, вам предоставляется широкий выбор вариантов отставки — имение в мире бескрылых гагарок, вилла в другом мире, во всех отношениях похожем на рай, охотничий домик в третьем мире, где разнообразие дичи и зверья просто не поддается описанию. Разумеется, вместе с семьей, если вы человек семейный, со слугами, с гарантированным исполнением любых ваших желаний. Скажите, мистер Латимер, разве в первичном мире можно претендовать на что-либо подобное? А ведь я перечислил далеко не все, есть и другие возможности.

— Гейл говорил мне, что технически несложно перебросить меня обратно в дом на берегу. Значит, между альтернативными мирами передвигаться можно, нельзя только вернуться в первичный мир?

— Совершенно верно. Припасы для всех миров доставляются сюда, в центр, а уж отсюда рассылаются по всем другим станциям.

— Но как? Как это делается?

— Не имею представления. Видимо, совершенно новый технический принцип. Сперва я думал, что действуют какие-то передатчики материи, но потом узнал, что никаких передатчиков нет, зато существуют двери. Двери, помеченные определенным шифром. Наверное, есть доверенные инженеры, владеющие этим шифром, но, кроме них, его не знает никто.

— Вы упомянули о семьях.

— Да, здесь есть и семейные.

— Но я что-то не вижу…

— Ребятишки в школе. И вообще в этот час людей не встретишь. Вот наступит час коктейлей, тогда набегут. Тут распорядок не меняется, почти как в загородном клубе. Потому-то я и люблю вставать пораньше. Ни на кого не напорешься. Весь парк в моем личном распоряжении.

— А ведь, Саттон, похоже, что вам здесь нравится…

— Скорее, я ничего не имею против. Во всяком случае, это лучше той работы, какая у меня была в первичном мире. Моя профессиональная репутация там серьезно пострадала в результате споров с коллегами, затеянных, признаться, по глупости. Жена умерла. В университете меня просто терпели, и то с трудом. И когда мне предложили пристойную работу…

— Не сообщая толком, что за работа?

— Да, в общем-то, не сообщая. Но условия предлагались хорошие, и мне было обещано, что надо мной не будет начальства и я буду вести исследования, как мне захочется. Честно говоря, я прямо вцепился в такое предложение.

— А потом вас ожидал сюрприз.

— Что было, то было. Ушло изрядное время, прежде чем я хоть немного попривык к ситуации.

— Но зачем им понадобился палеонтолог?

— Вы намекаете, что алчным, циничным корпорациям палеонтология вовсе ни к чему?

— Да, примерно так.

— Послушайте, Латимер, руководители корпораций — отнюдь не безмозглые чудовища. Они сознают, что здесь открываются возможности для изучения поистине уникального мира, продолжающего меловой период, который ранее считался одной из самых загадочных вех в истории планеты. Они видят в таком изучении свой вклад в копилку знаний человечества. Моя книга, когда она будет опубликована, покажет, каким был этот мир, пока не подвергся воздействию человека.

— Когда же она будет опубликована?

— Когда можно будет объявить без опаски, что открыты альтернативные миры, готовые к колонизации. Я-то сам, конечно, книги не увижу, но тем не менее горжусь ею. Здесь я нашел подтверждение принципам, вызвавшим недовольство прежних моих коллег. Они назвали эти принципы ненаучными, а на деле это их взгляды не имеют ничего общего с наукой. Книга отомстит за меня.

— Неужели это для вас важно? Даже после вашей смерти?

— Разумеется, важно. Даже после смерти. — Саттон посмотрел на часы. — Наверное, уже пора. Мне только что пришло в голову — вы что-нибудь сегодня ели?

— Нет, — ответил Латимер. — Я совершенно забыл о еде. Но я голоден.

— В баре уже подают закуски. Это поможет продержаться до обеда.

— Еще один вопрос, прежде чем отправиться в бар. Вы упомянули, что рептилии обнаружили способность к эволюционному развитию. В каком направлении? Что в них могло измениться?

— Представьте себе, многое. Изменилось строение тел. Произошли какие-то экологические изменения, а быть может, и поведенческие, хотя ручаться за это нельзя. Откуда мне знать, как они вели себя прежде! Некоторые из крупных хищников, вероятно, не изменились вообще. А может, в каких-то случаях поднабрались ловкости. Добыча-то стала пугливее и резвее, вот и хищникам приходилось становиться проворнее, если им не нравилось голодать. Но самая удивительная из перемен — разум. Появился один вид, насколько могу судить, совершенно новый вид, проявляющий все признаки ясно выраженного интеллекта. Но если это интеллект, он развивается в странном направлении. Трудно сделать какое-то определенное заключение. Стоит напомнить, что из всех тупиц, когда-либо бродивших по Земле, динозавры не знали себе равных. Разума в них не было ни на грош.

— Вы сказали, развитие интеллекта приняло странное направление?

— Постараюсь объяснить. Я вел наблюдения за этими умниками по многу часов подряд. Я почти убежден, что они пасут стада травоядных — я имею в виду травоядных рептилий. Они не носятся вокруг стад, как сторожевые собаки вокруг овец, и тем не менее я уверен: свой скот они контролируют. Какая-то группа обязательно наблюдает за стадом, и, пока идет наблюдение, стадо не разбредается, а держится кучно, как овцы под присмотром собак. Когда настает момент перейти на новое пастбище, стадо движется организованно. А время от времени отдельные особи отделяются от стада и трусят в определенное место, где их поджидают другие представители моих так называемых разумных динозавров и без сопротивления забивают. Жертвы идут на бойню безропотно. Не могу избавиться от впечатления, что эти травоядные — мясные стада, домашний скот динозавров разумных. И еще одно. При нападении хищников эти разумные их попросту изгоняют. Не охотятся на них, никак их не отпугивают, просто выходят на видное место и спокойно себе садятся. И как только хищники это видят, их охватывает вроде бы беспричинное беспокойство, и какое-то время спустя они уходят прочь.

— Гипноз? Какое-то умственное воздействие?

— Все возможно.

— Но это не обязательно интеллект. Это может быть всего лишь благоприобретенный жизненный навык.

— Мне так почему-то не кажется. Они не только стерегут стада и отгоняют хищников — они частенько сидят группами сами по себе. Точно как беседующие люди. Именно такое у меня создалось впечатление — что они сидят и беседуют. Никаких стадных привычек, общих для всех приматов, никаких шумных игрищ, никакой возни, ничего похожего. И по-видимому, почти никаких физических контактов — ни шлепков, ни ласк, ни прямых прикосновений. Словно они ни в чем таком не нуждаются. Однако они танцуют. Какие-то ритуальные танцы, хоть и без музыки. У них нет инструментов, чтобы извлекать музыку. И вообще никакой материальной культуры. У них нет рук, чтобы изготовить какие бы то ни было предметы культуры.