Шрифт:
Закладка:
Диссоциативная амнезия? Звучит как что-то, что со мной случилось, когда я узнал, что Джим преступник и что он мой дядя. Снова же травма была прикрыта тряпочкой, словно кошачье дерьмо. Как умно, мозг.
— Но это не объясняет почему смерть мамы спровоцировала эту амнезию. — сказал я, делая шаги вправо и влево.
— Ну, видимо, это первая смерть, с которой ты столкнулся в реальной жизни. — предположил Холмс.
Я покачал головой.
— Я сам убивал животных. — произнести это оказалось сложно. — Вроде как убивал. — я тяжело вздохнул. — И видел, судя по записям, как убили человека.
— В каком возрасте всё это произошло? — тогда спросила Стоун.
Я открыл дневник, чтобы быть точным.
— Животные примерно в пять-семь лет, а человек… в девять. — я оторвал глаза от дневника, ожидая каких-то идей от старших.
Пять лет самый возраст для маленьких психопатов. Какой ужас.
— Нельзя опираться на характеристику психопатии. — подняла вверх ладонь Стоун. — Здесь не совсем тот случай. У Эдварда не было ярко выраженного кондуктивного расстройства. А значит, место для адекватной оценки оставалось.
— Эдвард, — вдруг произнёс Майкрофт, покосившись на психолога. — думаю, пора показать тебе. — он подошёл к столу и взял лист бумаги, с которым возилась Стоун. — Пришли результаты теста.
Я втянул воздух, ощущая, как волнение током бежит по телу.
— Они положительные. — произнёс Майкрофт необычайно осторожным тоном, словно боясь расстроить меня.
Меня это не удивило. После всего что я прочитал, я словно заранее подготовился. Мне всё стало ясно ещё сегодня ранним утром.
Поэтому я пожал плечами.
— Зато теперь мы знаем, что это. — я всё же опустил глаза, вдруг ощутив себя каким-то подопытным кроликом. — Об этом и моя мама знала. — это заставило психолога и политика удивлённо распахнуть глаза. — Ну, не точный диагноз, а кое-что другое. Ты слышал вчера, что та женщина ей помогала. — обратился я к Холмсу. — Это подтвердил дневник. Она с помощью карт предсказала, что во мне есть… нечто плохое.
Тишина. Оба человека науки не знали, что на это сказать.
— Как бы там ни было, — грустным голосом произнёс я, глядя на своё отражение в зеркале. — всё уже произошло. И раз это нельзя в корне исправить, значит, остаётся лишь не давать этому сесть за руль.
— Это верно. — согласилась Стоун, подойдя ко мне. Она положила мне руку на плечо. Мне захотелось отпрянуть, но я остался стоять на месте. — Психопаты не занимаются самоанализом, они не влюбляются, не хотят стать лучше ради кого-то другого. Запомни, что ты не психопат. Говоря на языке эмоций, ты дитя индиго, то есть сын эмпата и энергетического вампира. Такие дети нестандартны в своём поведении, почти неуправляемы, гиперактивны, испытывают резкую смену настроений. Но всё это можно направить в правильное русло.
Перевернуть карту.
Я перевёл взгляд на Майкрофта и вдруг кое-что понял. Мама постоянно таскала домой похожих на моего отца мужчин. И теперь я знаю почему. Всё было ради меня. Она пожертвовала своим счастьем, чтобы я был счастливым. И когда я увидел в клубе Джима, то сработал старый рефлекс. Меня потянуло к нему, и он дал мне то, чего тогда требовал мой только начавший эмоционально развиваться организм. Страсть и чувство желанности. Я хотел, чтобы меня хотели так же как маму, хотели такие, как мой отец. Но вопрос: а как же Майкрофт? Он не похож на Адама. Он другой. В чём же дело?
— Миссис Стоун, не оставите нас? — вдруг просит политик.
Стоун кивает, кидает ещё один понимающий взгляд и уходит к двери.
— Если что, моя дверь всегда открыта, Эдвард. — говорит она.
Я пока не знаю, захочу ли снова позволить кому-то копаться во мне. Я устал от этого. Мне просто хочется пожить.
Мы остаёмся одни. Я и Холмс. Мне думается, что он хочет обсудить вчерашнее, поэтому я говорю:
— Не знаю, можно ли доверять этой Бриттней Уэйт или как там её. Они с мамой были близки, — я снова чуть приподнимаю дневник. — но она пару раз ускользала из её жизни, чтобы что-то сделать в своей.
— Мы ещё понаблюдаем за ней. — уверяет меня политик. — Возможно, она может быть полезной. — на это я закатываю глаза. — Но я хотел поговорить о другом. Присядь.
Холмс обходит свой стол и сам садится. Я медленно занимаю место напротив. Его лицо напряжено. Он снова собирается что-то на меня обрушить.
— Я не успел тебе сообщить результаты последнего кворума насчёт тебя. — политик медлит.
— Просто скажи это. — прошу я, усталый от потрясений.
Глаза Холмса поднимаются на меня, оценивая возможный ущерб. Его губы приоткрываются, но звука нет.
— Майкрофт… — почти простанываю я.
— Тебя полностью вывели из программы. — говорит таки политик, сцепляя руки на столе. — А это значит, что тебе придётся покинуть базу.
Я отвожу взгляд. Страх заполняет мои глаза, и картинки размываются.
— Значит, я труп. — выдаю я, нервно улыбаясь. — Мама отдала меня сюда, чтобы защитить. И без твоей защиты мне не выжить. Мне придётся снова бежать.
Тело дребезжит. Новое нервное испытание раскалывает душу.
— Ты всё ещё под моей защитой. — уверенность в голосе Холмса слегка меня успокаивает, но сомнений море.
— Куда я пойду? — в конце концов спрашиваю я.
— Ты можешь вернуться в вашу старую квартиру. — предлагает Майкрофт. — Она всё ещё принадлежит твоей матери, а значит и тебе.
— Думаешь, это безопасно?
— Разумеется, там будет круглосуточная охрана.
Я роняю голову.
— Это не жизнь. — сокрушённо говорю я. — Это тюрьма. И я не хочу быть в тюрьме, боясь, что вот-вот что-то может случиться.
Говорил я, но слышал слова мамы.
— Я понимаю. — сказал Майкрофт, но я в это не поверил. — Но другого варианта нет. — он вдруг высоко поднял брови и распахнул глаза на манер человека, который нашёл альтернативу, но сомневается в этом. — Я бы предложил тебе свой дом…
— Нет. — я отрицательно покачал головой, но улыбнулся. — Я должен избавиться от страха сам.
— Страх не нужно побеждать. — вдруг сказал политик, начиная крутиться в кресле туда-сюда. — Он подсказывает, где границы.
Но страх перед дядей меня разрушает, потому что ужасно бесит. Я не хочу его бояться. И если перестану, то смогу отомстить, остановить, да что угодно сделать.
— Ладно. — вздохнул я. — Сколько у меня есть времени?
У меня был лишь этот день. По словам Майкрофта, он и так достал для меня отсрочку, ведь собрание прошло ещё два дня назад. Я должен был уехать сегодня до вечера.
Идя по коридорам, я пребывал в странной прострации. Я просто поверить не мог, что вот так резко должен сказать всему «Прощай». Жаль было прощаться со