на присвоение стипендии в следующем году. Фримен Дайсон видел его в последний раз. Как и все остальные участники совещания, Роберт выполнил домашнее задание и просмотрел десятки заявлений. «Он разговаривал с большим трудом, — писал Дайсон, — но тем не менее точно помнил слабые и сильные стороны всех кандидатов. Последними словами, которые я от него слышал, были “Надо утвердить Вайнштейна. Он хорош”».

На следующий день приехал Луис Фишер. За последние годы между Фишером и Оппенгеймером сложились непринужденные, уважительные отношения. Знаменитый журналист, объехавший полмира, написал два десятка книг, в том числе такие популярные произведения, как «Жизнь Махатмы Ганди» (1950) и «Жизнь и смерть Сталина» (1953). Роберту особенно понравилась изданная в 1964 году биография Ленина. Китти уговорила Луиса принести с собой отрывки из новой книги, чтобы отвлечь Роберта.

Фишер нажал кнопку дверного звонка и подождал несколько минут. Когда ему никто не ответил, он повернулся, чтобы уйти, как вдруг услышал слабый стук в окно на втором этаже. Подняв взгляд, Луис увидел, что Роберт жестами просит его вернуться. Через минуту он открыл входную дверь. Роберт почти полностью потерял слух и не слышал дверного звонка. Он неловко попытался помочь другу снять пальто. Они сели по разные стороны пустого стола. Фишер сказал, что недавно говорил с Тони — пользуясь знанием русского, она выполняла кое-какие исследования для Джорджа Кеннана. Когда Роберт пытался говорить, «он бормотал так невнятно, что четыре из пяти слов невозможно было разобрать». Тем не менее он сумел сообщить, что Китти задремала — она плохо спала по ночам — и что в доме, кроме них, никого нет.

Фишер вручил Роберту две главы своей новой книги в рукописи. Прочитав несколько страниц, Роберт спросил Фишера, где находится его источник: «В Берлине?» Фишер указал на сноску в конце страницы. «Роберт очень мило улыбнулся, — писал впоследствии Фишер. — Он был невероятно худ, волосы поредели и побелели как снег, губы пересохли и потрескались. Читая, да и в другие моменты тоже, он шевелил губами, будто что-то говорил, не издавая при этом ни звука. Видимо, понимая, что производит нехорошее впечатление, он прикрывал рот костлявой рукой с посиневшими ногтями».

Через двадцать минут Фишер решил, что пора уходить. На пути к выходу он заметил на второй ступеньке лестницы, ведущей на второй этаж, пачку сигарет. Три сигареты выпали из пачки и валялись на ковре у подножия лестницы. Фишер нагнулся и засунул их обратно в пачку. Выпрямившись, он увидел перед собой Роберта с зажженной зажигалкой. Хозяин дома знал, что Луис не курит и направляется к выходу, но привычка взяла свое. Он всегда первым давал гостям прикурить сигарету. «У меня возникло сильное ощущение, — через несколько дней написал Фишер, — что он чувствует, как постепенно отказывает мозг, и вероятно, желает, чтобы смерть наступила быстрее». Настояв на том, чтобы помочь гостю надеть пальто, Роберт открыл дверь и заплетающимся языком попросил «приходить еще».

В пятницу 17 февраля друга навестил Фрэнсис Фергюссон. Он сразу понял, что его друг больше не жилец. Роберт все еще мог ходить, но весил меньше сорока пяти килограммов. Они присели в гостиной, но через несколько минут Фергюссон решил, что Роберт слишком слаб и лучше будет уйти. «Я отвел его в спальню и оставил там. На следующий день мне сообщили о его смерти».

Роберт умер во сне в 10.40 вечера в субботу 18 февраля 1967 года. Ему было всего шестьдесят два года. После смерти мужа Китти по секрету призналась подруге: «Он умер жалкой смертью. Сначала превратился в дитя, потом — в грудного ребенка. Издавал какие-то звуки. Я не могла войти в комнату. Должна была, но не могла себя заставить. Это было выше моих сил». Двумя днями позже останки Оппенгеймера кремировали.

Льюис Стросс прислал Китти телеграмму с «соболезнованиями по случаю смерти Роберта». Газеты в Америке и за рубежом напечатали длинные, почтительные некрологи. Лондонская «Таймс» назвала Роберта классическим «человеком Ренессанса». Дэвид Лилиенталь в интервью «Нью-Йорк таймс» сказал: «Мир покинул благородный дух, гений, соединивший поэзию и науку». Эдвард Теллер отозвался в менее льстивом тоне: «Я всегда буду помнить, что он выполнил замечательную и очень нужную работу… по организации [Лос-Аламосской лаборатории]». В Москве информационное агентство ТАСС сообщило о смерти «выдающегося американского физика». Журнал «Нью-Йоркер» в некрологе охарактеризовал Оппенгеймера как «человека, невероятно элегантного физически и душевно, аристократа с печатью интеллектуальной богемы». Сенатор Фулбрайт выступил с памятной речью в сенате: «Нам следует помнить не только то, что сделал для нас его особенный гений, нам также следует помнить то, что мы сделали с ним».

После поминальной службы в Принстоне 25 февраля 1967 года, память Оппенгеймера была увековечена еще раз на весеннем особом заседании Американского физического общества в Вашингтоне, на котором выступили Исидор Раби, Боб Сербер, Виктор Вайскопф и другие. Раби написал вступление к сборнику речей, которые были выпущены в форме книги. «В Оппенгеймере, — писал он, — элемент близости к земле ощущался слабо. Основой его обаяния служили качество его духа, утонченность, которую он выражал в своей речи и манерах. Он никогда не разжевывал свою мысль до конца, всегда оставляя ощущение скрытых глубин тонких чувств и проницательности».

Китти привезла урну с прахом мужа в Хоукснест-Бей. В штормовой, дождливый день она, Тони и двое друзей с острова, Джон Грин и его теща Эрва Клэр Денхэм, вышли на моторке к крохотному островку Карвал-Рок напротив пляжного коттеджа. Когда лодка достигла промежутка между Карвал-Рок, Конго-Кэй и Лованго-Кэй, Джон Грин выключил мотор. Глубина в этом месте достигала двадцати метров. Никто не произнес ни слова. Вместо того чтобы высыпать пепел в море, Китти опустила за борт всю урну. Та пошла на дно не сразу, и лодка в полном молчании кружила вокруг пляшущей на волнах урны, пока она не скрылась в неспокойной морской пучине. Китти объяснила, что они с Робертом заранее обсудили процесс погребения и «он хотел быть в этом месте».

Эпилог. «Второго такого, как Роберт, никогда не будет»

Через год или два после смерти Оппи Китти стала жить с Бобом Сербером, близким другом и бывшим учеником покойного мужа. Когда одна из подруг оговорилась, назвав Сербера Робертом, Китти резко одернула ее: «Не зови его Робертом. Второго такого, как Роберт, никогда не будет». В 1972 году Китти купила прекрасный кеч из тика длиной шестнадцать метров под названием «Moonraker». Одно значение этого слова — мунсель, верхний