же это пор недостаток счастья является предлогом к отсутствию достоинства? В каком моральном или религиозном кодексе дикарей или китайцев вычитала ты, что человеческое существо не имеет выбора между страданием и позором, и что нет никакого иного утешения в страдании, как унизиться? Разве на свете существует создание, столь драгоценное, столь непохожее на других, столь превосходное в собственных глазах, что оно может сказать: «мое право на счастье таково, что, если оно не будет удовлетворено, то я его удовлетворю всеми возможными способами?»

Не говори же более подобных глупостей, я не желаю принимать их всерьез, как твой сумасшедший муж, которого ты чаще принимала за дурака, чем боялась, как тирана. Я на такие глупости не поддаюсь. Попробуй-ка чуточку порока и проституции! – никогда я этому не поверю! Ты и порога дверного не перейдешь, чтоб пойти добыть себе роскошь в забвении твоей естественной гордости! А ведь нравственное самоубийство подобно самоубийству физическому. Когда не имеешь к тому ни малейшего желания, то не надо и грозить этим никому: ни своей матери, ни своему мужу. Да к тому же не так-то легко и обесчестить себя. Надо быть более необычайно красивой и умной, чем ты, для того, чтобы тебя преследовали или даже лишь разыскивали покупатели. Или же надо быть более развращенной пройдохой, заставлять себя желать, симулировать страсть или разврат, и много еще прекрасных вещей, о которых, слава Богу, ты и понятия не имеешь. Мужчины, имеющие деньги, хотят женщин, умеющих их зарабатывать, а это умение преисполнило бы тебя лишь таким отвращением, что всякие разговоры на том бы и окончились.

Воздержись же навсегда от подобных бравад, от подобных мечтаний и от подобных сожалений. Ты говоришь об этом, как слепой о красках. Ты будешь честной и гордой вопреки самой себе, надо с этим примириться и даже подумать, что в этом какая-нибудь заслуга.

У тебя бывают настоящие приступы безумия, берегись их. Постарайся, чтобы, кроме меня, никто об этом не знал.

Я видела молодых женщин, боровшихся с сердечной или чувственной страстью и страшившихся своего семейного несчастья из боязни подпасть невольному увлечению. Но никогда не видела я ни одной воспитанной, как ты, прожившей в атмосфере нравственного достоинства и свободы, и которая страшилась бы лишений комфорта или одиночества из-за тех опасностей, на которые ты указываешь. «Сердечная и рассудительная женщина» даже и не знает, что подобные опасности существуют. Она может бояться, как бы она ни была тверда, быть увлеченной любовью, но никогда не жадностью к деньгам!

Знаешь ли ты, что, если бы я была судьею в твоем процессе и прочла бы твои сегодняшние афоризмы, так я, наверное, тебе не отдала бы твою дочь. А между тем, ты говоришь мне, чтобы я просила об отдании ее тебе. Честное слово, если ты хочешь, чтобы я продолжала хлопотать, говори со мной иначе, прошу тебя, а то я подумаю, что ей лучше быть там, где она находится.

Прощай, дитя мое. Перечти это письмо лучше три раза, чем раз. В первый раз оно тебя рассердит, но в третий ты скажешь то же, что и я, и ты больше не примешься за такие плохие бредни. Целую тебя нежно, несмотря ни на что.

Твоя мать.

Я написала тебе длинное письмо. Прочти его в минуту размышления и спокойствия. Оно резюмирует все, что я тебе говорила, и все, что я должна тебе сказать. Я к этому более не возвращусь, и прошу лишь тебя сохранить его в виде того неизменного ответа, который я всегда буду давать на известного рода жалобы.

А засим возьми-ка мужество в обе руки. Поезжай за своей девочкой и привези ее сюда. Постарайся избавить меня от того, чтобы говорить тебе вещи, которые всегда больно говорить и слушать. Избегай говорить их и другим, так как они до меня всегда доходят, но не заставят меня измениться. Иди прямой стезей, – это, по-твоему, скучно. По-моему, это полезно и приятно. Сделай усиление над собой, чтобы понять, почему я так полагаю, и постарайся находить счастье там, где оно есть – в собственной совести. Напрасно ты будешь искать, ты его нигде более не найдешь».

Увы! «Не мечите бисера» – вот все, что можно было бы сказать про результат этого письма Жорж Санд. Соланж не только притворилась, что вовремя не получила этого письма в Париже, но и, прочтя его в Ногане, с досадой бросила его на пол, и его, как мы видели, вымели вместе с прочим сором.

И та гордая уверенность матери в том, что Соланж не способна на порок и продажность, – может быть, уверенность несколько более намеренно-показная, чем истинная, и которую Жорж Санд, видимо, хотела внушить, перелить в сердце дочери в качестве лучшего охранителя ее чести, – ни к чему не послужила, равно как и призыв к ее материнским чувствам к маленькой Жанне. И до, и во время, и после процесса Соланж не образумилась.

Процесс же между супругами Клезенже тянулся долго и безалаберно; они то мирились, то ссорились вновь и устраивали друг другу все возможные и невозможные сюрпризы и гадости. А в зависимости от этого несчастную Нини то папаша похищал и увозил неизвестно куда, то возвращал матери, а эта последняя – то держала ее у себя, то отвозила в деревню и тоже жила там сама, то вдруг оставляла ее у бабушки, сама же, без всякого предупреждения, внезапно уезжала в Париж, а Клезенже опять забирал девочку и помещал ее в какой-нибудь пансион. В 1855 году бедная шестилетняя крошка и умерла в одном таком пансионе от последствий скарлатины – вследствие непростительно небрежного ухода. Жорж Санд и Соланж были в безграничном отчаянии.[742]

Соланж никогда не утешилась и никогда не забыла. Потеряв дочь, она безудержно и почти преднамеренно пошла по наклонной плоскости вниз. Это было единственное истинное горе всей ее жизни. И, умирая в 1899 г., после существования одинокого, преисполненного грубых и пестрых авантюр, неудачных литературных попыток и самых прозаических «гешефтов», эта странная женщина заказала на своем надгробном камне написать лишь слова: «Соланж Санд-Клезенже – мать Жанны». И эта надпись всякого, кто понимает, что такое потерять ребенка, примиряет с несчастной неудачницей, дочерью Жорж Санд, так безумно и самовольно сгубившей свою жизнь, начинавшуюся так блестяще.

Нам придется еще касаться разных перипетий в отношениях Жорж Санд с дочерью в течение дальнейшего рассказа, а теперь вернемся несколько назад и обратимся вновь к драме, разыгравшейся