Но вот что меня всего более огорчает. Если я в течение двух недель внесу эти 5000 фр. кредиторам Соланж, – ее дом не продадут. Мы тогда можем выиграть время, когда эта собственность опять приобретет ценность и не будет отнята во имя закона. Если же нет, то через месяц его продадут, и ничто его уже не спасет. За него едва дадут те 60000 фр., которые должна Соланж. Следовательно, она будет окончательно разорена, и уже не останется ни полушки.

Я должна спасти свою дочь. Но прежде всего я должна выполнить обязательство чести и не допустить, чтобы тебя преследовали. Это я желала бы уж взять на себя одну. Итак, я не буду располагать этими 5000 фр. для Соланж, если ты меня на это не уполномочишь; я не заснула бы спокойно, если я сделала бы это без твоего одобрения. Но и после этого я не перестану работать и искать, а если бы я не достала то, что нужно, то продам мебель в Ногане за какую угодно цену. Это мне будет жаль из-за Мориса, который привязался к ней, это для него целый мир воспоминаний. Тогда я попрошу тебя мой вексель передать другому лицу, которое заставит продать насильно (по форс-мажор), а мои дети ни тот, ни другой не могут меня упрекать.

Прощай, друг, почта уходит. Я надеюсь, что до всего этого дело не дойдет, но ведь надо все предвидеть, все самое худшее, чтобы знать, на что идешь, а я уверена, что и ты ужасно стеснен и особенно по моей вине. Это меня глубоко огорчает, как ты легко поверишь. Целую тебя нежно, как и всю твою семью.

Жорж Санд.

Здесь необычайный холод. Земля покрыта снегом вот уже два дня».

Усилия Жорж Санд не привели ни к чему. Отель продали, но ни Соланж, ни ее муж не изменили своего расточительного образа жизни, вследствие чего мужу пришлось вечно ездить из города в город за заказами. Соланж оставалась одна. В 1849 г. у нее родился второй ребенок, тоже дочь – Жанна, которая, к сожалению, тоже недолго прожила. Со времени ее рождения супруги окончательно пошли в разные стороны: он кутил, она пустилась в авантюры. Супруги то бурно ссорились, то мирились, и наконец дело кончилось судебным процессом и формальными разлучением.

Жорж Санд старалась поддерживать Соланж и материально, выплачивая ей ежегодную пенсию, и морально, но это все не остановило ни ее исполненной беспорядочных приключений жизни, ни ее вечной погони за роскошью и средствами.[738] Отношения с матерью то продолжались довольно мирно, то прерывались иногда на несколько месяцев, а иногда и на несколько лет – до самой смерти Жорж Санд.[739] Скажем сразу теперь же, что Жорж Санд никогда более не доверяла дочери, не любила ее, т. е. совершенно и окончательно разлюбила, и вечно ожидала от нее всего самого невероятного, до самых черных злодейств включительно, и например, в том самом 1851 году, когда, по мнению г. Рошблава, «сближение между матерью и дочерью было полное», Жорж Санд написала Морису следующее письмо, не оставляющее и тени сомнения в том, каково было истинное, внутреннее отношение ее к дочери:

Ноган. 2 января 1851 г.

«Ну, мое дитя, ты был прав, что посмотрел своими глазами, раз это был единственный способ для нас узнать, как дела обстоят. Прежде всего, ты мне даешь, в общем, добрую весть, говоря, что Соланж в хорошем денежном положении. Тебе остается лишь убедиться, не является ли это положение лишь кажущимся таковым, с новой бездной под поверхностью, или же оно действительно таково и хоть гарантировано известным направлением работ и дел.

Что Клезенже способен творить прекрасные произведения и много – это несомненно. Но я боюсь, как бы они не проедали заранее то, что зарабатывается, и как бы не заводили безумной роскоши в ущерб завтрашнему дню. Клезенже всегда таким образом устанавливал свой бюджет и никогда иначе поступать не будет. Соланж, которая с этого с ним начала, и которая почувствовала, сколь это неудобно, воспользовалась ли она этим горьким опытом? Сделалась ли она аккуратнее и предусмотрительнее? Это ты увидишь при наблюдении.

Хочешь, я тебе скажу одну вещь, очень глупую, может быть, но вполне между нами? Мне не хотелось бы, чтоб ты ел у них. Не ешь у них. Клезенже безумен. Соланж бессердечна. У обоих такое отсутствие нравственности в принципах, которое делает их способными на все в иные минуты. Ты видел, что лишь немногого не хватало для того, чтобы Клезенже тебе здесь не разбил головы ударом молотка. Соланж улыбалась и не пролила ни слезы, когда этот обезумевший человек меня ударил. Им во всех отношениях выгодно, чтобы ты не существовал, а для них выгода прежде всего.

Ужасная ревность всегда грызла сердце Соланж. Они за тобой гоняются, Клезенже за тобой всюду следует по пятам. В одно прекрасное утро, когда он выпьет рому или увидит, что сидит без денег, у него будет приступ бешенства, и он станет к тебе придираться. Или же, не знаю, какая странная или уродливая мысль придет им в голову, и нужен лишь миг, чтобы привести ее в исполнение.

Бывай у них лишь чрезвычайно осторожно и, еще раз – не ешь, не пей у них. Ты не знаешь всего, что они говорили, и какие угрозы Клезенже безумно и по-дурацки высказал по твоему адресу. Я их знаю, я никогда не хотела тебе пересказывать их, но все-таки, надо на это обратить внимание и не искушать дьявола.

Ты говоришь мне, что, несмотря ни на что, Клезенже сердечнее, чем она. Ну да, это правда, он сердечнее и способен на привязанность. Он от природы не зол, но он безумец, у него нет ни малейших принципов, и в иные минуты он способен на что угодно, на самое худое, как в другие минуты он может быть способен и на очень хорошее. Это существо слишком неразумное для того, чтобы о нем судить, как о других. Он не заслуживает ненависти, его нельзя и уважать, но надо остерегаться его, как сумасшедшего, и не иметь с ним никаких постоянных сношений.

Что касается твоей сестры, то характер ее теперь сложился и не изменится более, я с этим примирилась. Времена горести и изумления уже прошли. Я перестрадала в душе