иностранный коммунист обвиняет другого в его недостаточно выраженной верности Сталину. Используя подсадных “гостей” в “Люксе”, ОГПУ слушает все обвинения и контробвинения, а также записывает их и складывает в огромные досье»[81].

Официальным местом работы Ики стало знаменитое в советские годы здание Исполкома Коминтерна на Моховой, 16 (теперь это Воздвиженка, 1). Его описание, относящееся как раз к той эпохе, тоже сохранилось благодаря Кривицкому: «Генеральный штаб Коминтерна располагался в здании, выходившем окнами на Кремль и усиленно охраняемом сотрудниками ОГПУ, одетыми в гражданское. И любопытные москвичи не имели ни одного шанса проникнуть туда. Люди, посещавшие это здание, вне зависимости от их положения, подвергаются самому пристальному наблюдению с того самого момента, как только переступают его порог, и находятся под контролем, пока не покидают этого места. Слева от главного входа располагается кабинет коменданта, заполненный агентами ОГПУ»[82].

Зимние месяцы ушли, судя по всему, на оформление документов и преодоление бюрократических рогаток, которыми уже тогда славилась советская власть. Во всяком случае, первый обнаруженный документ, имеющий отношение к деятельности Зорге в Коминтерне, относится к 1 февраля 1925 года. Это записка, направленная им его бывшим начальникам в ЦК германской компартии. Текст ее настолько показателен, что имеет смысл привести его целиком:

«В ЦК КПГ Берлин

Уважаемые товарищи!

Секретарь по оргвопросам обратил мое внимание на то, что для перехода в РКП я должен предъявить ваше на то согласие, а также получить подтверждение, что ЦК КПГ согласен на мою поездку в Москву. Хотя я располагаю подобным уведомлением Берлинского Оргбюро, но подпись на нем сделана шрифтом на пишущей машинке, а не от руки.

Я прошу как можно скорее предоставить мне это подтверждение.

С коммунистическим приветом, И. Р. Зорге»[83].

Юрий Владимирович Георгиев в связи с этим справедливо замечал, что суть письма – в бюрократической «закавыке», когда человек, уже переехавший в другую страну, два с половиной месяца как принятый на службу по решению самого высокого, какое только можно было представить себе в данных обстоятельствах, начальства, вынужден писать дополнительную бумагу о предоставлении еще одной дополнительной бумаги. Необходимость получения документа, скорее всего, была вызвана оформлением членства Зорге в Российской коммунистической партии (большевиков) – РКП(б), ставшей в конце того же 1925 года Всесоюзной – ВКП(б). Официально его прием был зарегистрирован с выдачей партийного билета № 0049927 в марте в Хамовническом райкоме партии в Москве, хотя сам Ика Рихардович позже называл другую дату – январь 1925 года[84].

Зорге был зачислен на службу в качестве референта информационного отдела ИККИ и уже 21 мая обратился, в числе других референтов, к начальнику отдела венгру Джону Пепперу (настоящее имя – Йожеф Погань) с предложением из пяти пунктов по улучшению работы отдела. Ничего особенного в этой инициативе не было: референты просили руководство оказывать большее внимание результатам их работы, держать в курсе решений вышестоящего начальства, заботились о налаживании более плотного взаимодействия отделов ИККИ между собой и с «братскими компартиями». Удивительным стало продолжение этой истории: уже 27 июня Зорге написал заявление с просьбой перевести его в другой отдел – агитации и пропаганды (агитпроп). После этого Ика Рихардович «завис»– до 6 января 1926 года – в информационном отделе в несколько странном состоянии.

1925 год был одним из периодов становления Зорге и как функционера Коминтерна, и как теоретика марксизма, и как яркого публициста. Еще в январе он принял участие в подготовке к работе V пленума ИККИ, что демонстрировало степень доверия руководства к новому сотруднику. Вскоре за подписями «И. Зорге» и «Р. Зонтер» было опубликовано шесть больших статей в открытой прессе Коминтерна, издающейся как в СССР, так и за его пределами: в журналах «Коммунистический Интернационал», «Большевик», «Мировое хозяйство и мировая политика», «Красный Интернационал профсоюзов»[85]. В Гамбурге отдельной брошюрой выпущена работа «План Дауэса и его последствия», посвященная планам финансового оздоровления и организации нового порядка репарационных выплат Германии, разработанным вице-президентом США генералом Чарлзом Дауэсом (к этой теме Зорге будет возвращаться вплоть до 1928 года).

Что касается закрытой печати, то известно об участии Ики Рихардовича в подготовке двух аналитических материалов за 1925 год: «Экономическое положение Австрии» и «Обзор мирового экономического положения». Но при этом в ответ на свое обращение к руководству ИККИ с просьбой о переводе в агитпроп Зорге в июле 1925 года получил письменное предупреждение о недопустимости публикаций служебных материалов в изданиях Коминтерна. Такой запрет создавал для автора большие неудобства, так как, именно оперируя служебными материалами, он мог проводить действительно глубокий анализ изучаемых тем, а значит, все публикации Зорге за 1925 год были подготовлены им в нарушение, в той или иной степени, требований руководства Коминтерна и с большим риском для себя. Теперь бывший подпольщик вынужден был конспирировать собственные статьи таким образом, чтобы не выдать принадлежность к числу коминтерновских секретоносителей. Юрий Георгиев справедливо считал причиной такого странного положения «ревность руководства отдела к своему сотруднику, успешно выступавшему также в роли партийного публициста»[86]. И, конечно, такое отношение фактически блокировало возможность дальнейшей работы Зорге в информотделе.

Возможно, именно по этой причине беспокойный сотрудник еще 25 июня обратился в секретариат с просьбой перевести его из информационного отдела в агитпроп, но в результате 1 августа 1925 года Ика Рихардович был уволен из этого отдела и «переведен в должность Научного сотрудника тов. Мануильского»[87]. Понятно, что Дмитрий Мануильский, знавший Зорге еще в Германии и явившийся, очевидно, одним из главных инициаторов его перевода в Москву, стал на какое-то время его «крышей» в Коминтерне. Сама же по себе необходимость такого прикрытия наводит на размышления о характере Зорге, не готовом мириться с бюрократией, даже если его позиция создавала серьезные проблемы для его работы и могла повлечь за собой потерю столь престижной службы в «штабе мировой революции». Всего за полгода он успел осмотреться на новом месте, подготовить и представить предложения по улучшению работы, лоб в лоб столкнуться с полным непониманием своей позиции руководством и ее отторжением вплоть до увольнения – и это все одновременно с чрезвычайно интенсивной аналитической и чиновничьей службой.

Всего через полгода, 6 января 1926-го, Зорге получил новое назначение – инструктором орготдела ИККИ[88]. Перемещение по коминтерновским этажам и коридорам не прервало его исследовательской деятельности: в майском номере журнала «Большевик» Ика Рихардович вновь опубликовал статью о «плане Дауэса» и примерно в это же время начал работу над книгой «Новый германский империализм», позже подготовил своеобразную инструкцию в формате брошюры о поведении коммунистов в буржуазных судах, консультировал главу итальянских коммунистов Пальмиро Тольятти. Но непосредственно в орготделе к новому сотруднику отнеслись неоригинально: в апреле 1926 года Зорге попытались перевести на старое место – в информотдел, теперь с повышением до заместителя начальника отдела.