Шрифт:
Закладка:
—Незаработаешь,— мотнул головой я,— потому что инфляция. Доллары надо сразу жепокупать, тогда— да.
—Инфляция?
—Когда все дорожает, аденьги обесцениваются, итак пару лет будет. Вот мыстобой подва доллара налицо заработали. Ну, может, три, незнаю, какой сейчас курс… О, авот инаш автобус!
Толпа внесла нас всалон иприжала квпереди стоящим.
—Закарманами следи,— шепнул я, помня, что вдевяностые процветали карманники, меня как-то втроллейбусе обчистили, правда, это было вМоскве. Даитянули все, стоило отвернуться, вплоть дотого, что белье сверевок снимали ивыносили содворов алюминиевые тазы.
Сегодня визит кЛялиным отменяется: яустал, продрог ипропах рыбой. Даинефакт, что отец уже унас дома.
—Леонид Эдуардович может помочь собменом рублей набаксы?— спросил я, вспомнил, что просьба непоадресу, ипоправил себя:— Ясам сним поговорю.
Простившись сомной, Илья вышел вместе сбольшей частью народа, япоехал дальше итолько перед домом вспомнил, что яжемелкий, мне нужно отпрашиваться уродителей, аяушел всамололку. Выругался. Ничего, поорут-поорут иуспокоятся. Про деньги ничего нескажу— отберут иотложат напокупку телевизора, иони вавгусте сгорят. Или мать еду купит иотцу скормит, который все добытое несет любовнице.
Явошел пподъезд, поднялся навторой этаж, сунул ключ взамочную скважину, открыл дверь ипереступил порог изамер, приготовившись отбиваться. Щаначнется.
Борька сНаташей вытянули шеи, высунулись издетской. Отворилась дверь, иизкухни вышел отец. Яразглядел силуэт матери назаднем плане.
—Явился?— спросил он.— Игде тышарахался все это время?
Япоставил пакет срыбой напол. Определил сумку натумбу возле зеркала, вскинул голову, посмотрел отцу вглаза иответил:
—Сперва яполучил пятерки повсем предметам. Потом мысИльей потренировались, ионпозвал меня наставриду. Вон она, впакете. Мысним сделали уроки ипоехали намол вгород. Японимаю, что должен был предупредить маму, ноесли быпоехал домой, тоничего неуспел бы. Осознаю свою вину, готов все выходные сутра доночи отработать надаче.
Отец прищурился, его глаза налились кровью.
—Тымне тут условия неставь! Яизтебя дурь живо выбью!
—Яобговариваю оптимальное выгодное всем решение. Что изменят побои? Почему тысчитаешь, что…
—Ахтыж!
Онринулся комне, замахнулся. Явыставил блок, схватил его заруку, вывернул ееиповалил родителя подсечкой. Отпрыгнул кдвери и, выставляя перед собой табурет, прорычал:
—Больше тыменя неударишь. Нименя, ниБорьку сНаташей. Нас незачто бить. Мыутебя— нормальные.
—Ахтысучонок неблагодарный, даявсю дурь изтебя…
—Анжелочку тытоже бьешь?— прошипел я.— Или только нас можно, потому что мешаем тебе жить счастливо?
Отец так охренел, что замер начетвереньках, аявыскользнул задверь, прихватив сумку, ирванул вночь. Отбежал немного изасел вкустах сирени, откуда просматривалось окно нашей кухни. Яведь непросто отца уронил, яего авторитет уронил. Что сейчас там происходит?
Онизобьет мать зато, что плохо нас воспитала? Отыграется наБорьке иНаташке? Скорее его надо кЛялиным сплавлять, атоили онменя убьет раньше гопников, или яего. Скорее первое, все-таки онсильнее, сейчас уменя получилось отбиться засчет неожиданности.
Это все впланах, апока что делать? Ночевать под кустом? Так околею. КИлюхе податься? Так папаня может кним заявиться меня добывать. Нет, бегство— недело. Когда отец остынет, явызову его наразговор. Огребу значит огребу.
Вот только случится это точно несегодня.
Стоп-гоп
Зевнув, япокинул укрытие иотправился прочь отдома, все больше склоняясь ктому, что родители Илюхи меня непрогонят. Прошлый яустыдился быкнему идти, нынешний жепонимал, что нет ничего постыдного втом, чтобы попроситься наночлег кдругу.
Темнота была— глаз выколи, лишь наперекрестке возле пустыря трещал фонарь, давая нервный мигающий свет. Зато нанебо высыпали звезды, иотчетливо был виден Млечный путь. Когда яподошел поближе кфонарю, понял, что мерцание— из-за роя насекомых. Единственный источник света вокруге собрал всю живность, иогромные жуки-олени бились олампочку, падали иснова взлетали. Бабочек имошек, кружащихся вверху, был звенящий рой. Ожегшись, они падали, усеивали асфальт, где пировали жабы.
Засмотревшись наних, заслушавшись лягушек, что голосили вречке, протекающей неподалеку, янесразу заметил силуэты Зямы иРуси, выплывшие изтемноты.
«Твою мать»,— пронеслось вголове, итут реальность запикселилась, как впрошлый раз, когда меня чуть несбил автобус.
Видел я, как через мутное стекло. Нозаметил, как Зяма примирительно поднял руки.
—Нессы, малой,— будто сквозь вату донесся его искаженный голос.— Мычисто побазарить.
Пока Зяма меня отвлекал, Русин силуэт боком начал заходить заспину— яэто больше чувствовал, чем видел. Смещаясь всторону, яположил руку напояс ипринялся вытягивать ремень, потому что никаких палок идаже крупных камней поблизости небыло. Жест неостался незамеченным.
—Тычосразу штаны спускаешь?— полушутя спросил Зяма.— Мынепотем делам, мыэто, небудем тебя…
Явыхватил-таки ремень, сместился всторону, ударил Зяму бляхой, целя влицо, носилуэт отшатнулся, аянесмог рассмотреть, попал ли. Гопник взвыл. Значит, все-таки попал!
Дачто жменя так плющит-то?
Япотряс головой, надеясь, что зрение вернется, новсе перед глазами так иплыло. Попытался ударить Русю, нотот, издав победный клич, нырнул под удар ибросился наменя. Налетел, обнял, сбил сног, имыпокатились поасфальту.
Будь яодин, быстренько оседлал быего ивзял наболевой, новокруг нас скакал Зяма ипытался меня пнуть, так что оказываться наверху нельзя, иначе онударит позатылку, как впрошлый раз. Надо что-то делать, ночто? Вскоре Зяма сообразил, что ремень— оружие, иухватился занего. Яотпускать его непланировал, носил вэтом теле было мало. Благо противник меня превосходил разве что возрастом.
—Побашке его!— хрипел Руся, пытавшийся дотянуться домоего горла. Яприжал его ксебе, захватил его башку— гопник затрепыхался— нособственная голова оказалась открытой, иЗяма совсей дури пнул меня ввисок.
Вушах зазвенело, как при контузии, руки ослабли. Руся вскочил. Япопытался защитить голову, нонеуспел— Зяма пнул вовторой раз, иперед глазами потемнело.
Прежде, чем меня вырубило, всгущающейся черноте возникла картинка: асфальт под фонарем, усыпанный бабочками имошками. «Как моль,— промелькнула мысль, иследом пришла вторая:— Деньги!»
Темнело нестремительно, амедленно, как когда настаром телеке подкручивают кнопку яркости. Женский крик резанул поушам искальпелем вскрыл пиксельную реальность, она уступила место обычной. Ночернота все сгущалась, ивскоре явырубился.
Очнулся яотяркого света, попытался защитить рукой глаза, нокто-то прижал еектвердой поверхности.
