Шрифт:
Закладка:
Сказать по правде, я читала Иоанна Златоуста с восхищением — еще в IV веке он сформулировал большую часть сложностей и неприятностей, ожидающих женщин в браке; и в то же время с ужасом — больше чем за полтора тысячелетия почти ничего не изменилось. Тем, кому кажется, что средневековые люди сильно отличались от современных, я посоветую тоже почитать Иоанна Златоуста, у него много и других ценных наблюдений, написанных словно в наше время.
Мученическая гибель святой Урсулы и тысячи девственниц, Ханс Мемлинг, до 1489 г
Греческий теолог IV века Евсевий Эмесский, живший еще даже раньше Иоанна Златоуста, описывал муки брака примерно так же, хоть и не настолько красочно и убедительно, но зато он в своих трудах обращается к девственницам с очень яркой речью: «Таковы так называемые преимущества, которые соблазняют так много молодых девушек [замуж]. Это предупреждение для мудрых и разумных девушек. Взгляните на этих скромных и благоразумных невест: одна хоронит мужа, другая предается погребальным стенаниям, а третья убита горем. Эта поддалась несправедливости, одна умерла до свадьбы, другая погибла прямо посреди самой свадьбы. Иная плачет о своем женихе, вторая — о своих детях, а третья опечалена жестокостью своего мужа. Вот та, кто плачет о себе, обезумев от ревности, кто пытается обнаружить причину порабощения своего мужа [другой женщиной (?)]. Наконец, вот мать, обремененная детьми: чтобы избавить их от болезней, она проводит ночи без сна; она страдает, она боится, она мучает себя. Она ждет смерти, словно та принесет ей больше добра, чем жизнь. Дева же, напротив, с радостью страдает за Христа и избегает многих трудностей супружеской жизни… Даже самые жестокие страдания девственницы не могут сравниться со страданиями замужней женщины…»
И вот здесь мы подходим к любопытному моменту. Даже призывая женщин отказаться от брака и приводя в качестве основного аргумента свободу от подчинения мужу, теологи то ли считали, что их целевая аудитория не готова даже к иллюзорной независимости от мужчины, то ли сами не могли себе представить, как это женщина и вдруг будет без мужа. Во всяком случае они очень быстро пришли к идее, что осознанно выбранная девственность освобождает от земного брака и приводит к небесному браку с Христом.
На этом в общем-то разговоры о свободе девственниц и закончились — вариант с «небесным браком» гораздо лучше вписался в позднеантичное и средневековое мировоззрение. Призывая девушек не выходить замуж, богословы разрушали традиции, а «выдавая их замуж» за Христа, они возвращались к привычной и понятной всем системе отношений, пусть и в новой форме.
Эти идеи стали поводом для создания и неких практических ритуалов и правил, которых до сих пор придерживается монашество. Поскольку целомудренные девственницы — невесты Христа, они как добропорядочные жены должны были носить покрывало. Обряд пострижения в монахини был аналогом свадьбы. А нарушение обета целомудрия приравнивалось к прелюбодеянию.
Можно сказать, не успели женщины понять, что у них есть какой-то другой путь кроме брака, как им поспешили сделать альтернативу максимально похожей на привычное замужество. Конечно, это объясняется и узколобостью богословов, и неготовностью общества к каким-то серьезным изменениям гендерных стереотипов. Но основной причиной, скорее всего, был все-таки страх, потому что некоторые решительные и религиозные женщины, отказавшись от брака, пошли по такому радикальному пути, что вызвали у современников, как сейчас принято говорить, «разрыв шаблона», к которому общество точно было не готово.
Призывая к пути осознанно выбранного целомудрия, раннехристианские философы делали упор на отказе от телесности и на доминировании духа над плотью. Напоминаю, что именно в этом вопросе различий между мужчинами и женщинами не делалось, путь целомудрия считался одинаково спасительным и для тех, и для других. Следовало отказаться от своей гендерной самоидентификации, забыть о половых признаках, быть только человеком, а не мужчиной или женщиной, то есть фактически стать бесполым.
Мученичество святой Агаты, Жития святых, манускрипт 1170–1200 гг. Германия
Эта идея была широко распространена в Поздней Античности и поддерживалась не только христианскими мыслителями. Порфирий — философ-неоплатонист второй половины III века, критик христианства — писал своей жене Марселе[16]: «…Не хлопочи о теле, не видь себя женщиной, ибо и я обратил на тебя внимание не как на женщину. В своей душе избегай всего обабившегося, как если бы тебя облегало мужское тело. Ибо блаженнейшие порождения возникают из девственной души и юношеского ума. Ибо нетленное — из нерастленного; но все, что рождает тело, все боги полагают скверным. Великое воспитание [состоит в том, чтобы научиться] править собственным телом. Часто отсекают некоторые части ради спасения [телесного целого], ты же [спасения] души будь готова отсечь целое тело. То, ради чего ты желаешь жить, достойно того, чтобы умереть без боязни. Итак, пусть всякий [душевный твой] порыв будет ведом логосом, выгоняющим от нас страшных и безбожных господ, ибо тяжелее рабствовать страстям, чем тиранам. Невозможно быть свободным, находясь под властью страстей. Сколько страстей в душе, столько и жестоких господ».
Христианские философы проповедовали очень похожие идеи. Григорий Нисский, рассказывая о своей очень уважаемой им сестре Макрине, говорил, что не уверен, можно ли называть ее женщиной, ведь она сумела подняться над тем, что предназначила ей природа. Иоанн Златоуст о своей духовной дочери, диаконисе Олимпиаде тоже писал, что нельзя называть ее женщиной, потому что она мужчина (в значении «человек»), несмотря на внешность. Святой Афанасий Великий, один из признанных отцов церкви, советовал девственницам отказаться от женского мышления, потому что женщины, которые угождают Богу, будут приравнены к мужчинам. А преподобная Сара Египетская, отшельница V века, сама о себе говорила: «Я — мужчина, не по природе, но по разуму».
И все было вроде бы хорошо и понятно, философам-аскетам крайне нравилась эта идея возвышения духа над плотью и отказа целомудренных дев от своей женской сущности. Но на практике все оказалось несколько не так, как они себе представляли. Женщины, отринувшие привычный путь, ставшие аскетами и отказавшиеся от своей женственности, стали чересчур похожи на мужчин — они стригли волосы, носили мужскую одежду и вообще вели себя как мужчины.
