– На сколько дней вы к нам?

– Пока не знаю. Дня на два-три, а может, и побольше.

– Я приехал сюда двадцать лет назад, тоже на два-три дня, и вот до сих пор здесь, – признался он, не глядя на нее и доставая из кармана вельветовых брюк ключ, который положил на стойку. – Можете оставаться сколько угодно, вы единственный гость в отеле.

Марина протянула ему свой паспорт, и Габриэль начал заполнять анкету.

– У вас есть телефон?

Он вытащил из-под стойки допотопный бледно-зеленый телефон с цифрами в круглых отверстиях.

Номер Анны занят. На часах – девять сорок, как раз в это время ее сестра разговаривала с оператором «Трасмедитерранеа».

– Хотите поужинать?

– Нет, спасибо.

Габриэль вернул ей паспорт. Марина положила трубку.

– Ну, тогда отдыхайте. Ваша комната на втором этаже. А мы на третьем. Если что-то понадобится, пожалуйста, не стесняйтесь, дайте знать.

– Доброй ночи, не беспокойтесь.

Она снова попыталась дозвониться до сестры, но номер Анны все еще был занят. Марина оперлась локтем о стойку. Можно подождать или пойти наверх, принять душ, согреться и повторить попытку позже.

Комната с каменными стенами оказалась маленькой и уютной, на кровати лежало толстое белое одеяло. Она пощупала радиатор отопления, который начал нагреваться. Сняла рюкзак с плеч и присела на кровать. Прошло более сорока восьми часов, как она покинула Афарскую пустыню. На пути из Аддис-Абебы во Франкфурт удалось поспать всего пару часов, а у Лауры – лишь пять часов. Она чувствовала себя измотанной.

Открыла рюкзак и достала косметичку. Вошла в ванную, включила душ, расплела косу и разделась. Горячая вода обильно скользила по телу, принося такое же наслаждение, как и струйка холодной воды, при помощи которой она пыталась убавить жар пустыни… Насколько же иным был здешний мир! Марина намылила волосы натуральным медовым мылом, которое купила на рынке в Аддис-Абебе, и осторожно распутала их. Выходя, завернулась в широкое мягкое полотенце и надела старую футболку Матиаса с эмблемой Свободного университета Берлина. Наконец, накрывшись одеялом, она решила, что завтра обязательно дозвонится сестре.

Извлекла из рюкзака черный фирменный блокнот «Молескин», погладила его и открыла на последней странице[18].

Марина закрыла глаза, думая о Матиасе, но она не умела засыпать безмятежно, не размышляя о происходящем в ее жизни. И, сама того не желая, вспомнила последний месяц, проведенный с Анной. Перебирала по дням тот неожиданный и роковой поворот, прервавший их отношения четырнадцать лет назад… Марине было тридцать два года, Анне – тридцать четыре.

– …Тебе срочно звонят из Испании! – воскликнула медсестра-афроамериканка, распахнув дверь. Марина, присутствовавшая при очень сложных родах близнецов в больнице Пенсильвании, испугалась. Она посмотрела на доктора Шермана, который кивнул, отпуская ее. Мигом сорвала окровавленные латексные перчатки. Срочный звонок? Из Испании? Анна? Было четыре утра. Она бросила перчатки в мусорное ведро, захлопнула дверь и помчалась по коридору, лавируя между медсестрами и пациентами на носилках. На ресепшене схватила телефонную трубку.

– Да?!

– Марина, это Анна. Ты не поверишь, но я забеременела!!!

Марина была готова ее убить. Да, в тот момент она бы прикончила собственную сестру. Анна наивна, проста, эгоистична, и Марина, скрывая гнев, поздравила ее с известием, которого сестра ждала десять лет и которое, конечно, сделало ее безмерно счастливой. Единственное желание сестры в жизни: быть женой и исполнить мечту – стать матерью. Марина простила ей свой испуг, понимая страстное желание поделиться новостью.

– Я буду рожать в начале июня. И хочу, чтобы ты провела последний месяц моей беременности со мной. Не откажи, пожалуйста.

Марина не ответила. Более полутора лет она трудилась над докторской диссертацией на тему рака шейки матки у североамериканских женщин. Тяжкие полтора года, на протяжении которых, жертвуя часами сна, она совмещала профессию гинеколога в пенсильванской больнице с углубленной исследовательской работой, нацеленной на получение докторской степени. И вот 15 июня Марина должна защищать диссертацию перед ученым советом Университета имени Перельмана. Дата, назначенная год назад и не подлежащая переносу.

– Марина, что с тобой?.. Пойми, если бы мама или папа были живы, я бы тебя не упрашивала.

Эта фраза сестры надломила ей душу. Несмотря на разделявший их Атлантический океан, Марина четко представила свою сестренку, очень боязливую с детства. И чересчур опекаемую родителями.

– Анна, я же говорила тебе, что готовлю докторскую, чтобы стать профессором в университете… У меня устный экзамен пятнадцатого июня, а если его отложить, то мне придется ждать целый год, чтобы снова назначили дату… Так что вечерним рейсом пятнадцатого я вылечу в Испанию и буду рядом с тобой.

– А я уже рожу, Марина. Хочу, чтобы ты сопровождала меня при родах. Ты должна быть близко.

– Но с тобой же будет Армандо.

– А я хочу, чтобы была ты.

Марина пообещала дать ей ответ на следующий день. Той ночью Марина, в своей квартире в центре Филадельфии, прижавшись к груди научного руководителя, друга и любовника, доктора Шермана по имени Джереми, попросила у него совета. Потребовались огромные усилия, чтобы подготовить докторскую диссертацию, пятьсот пятьдесят три дня исследований в тиши библиотек и написания двухсот пятидесяти семи тысяч слов, излагающих трудоемкую диссертацию, пятьсот пятьдесят три дня подготовки к устной защите перед ученым советом! Университет имени Перельмана! Слишком много времени и чересчур большие усилия, чтобы отложить заветную цель еще на год.

– Докторская степень годом раньше или годом позже… какая разница? – рассуждал Джереми, поглаживая ее волосы. – Я уже и не вспомню дополнительных усилий, которые прилагал в бесконечные годы учебы. Однако, Марина, до сих пор помню моменты, наполненные счастьем, когда находился с моими близкими. Появление на свет племянницы – одно из таких важных событий в твоей жизни. – Джереми слегка помедлил, прежде чем закончил: – И Нестор хотел бы, чтобы ты ее сопровождала при родах его внучки.

В середине мая Марина вылетела из Нью-Йорка в Мадрид, а из Мадрида на Майорку. Анна и ее огромный восьмимесячный живот дожидались ее с распростертыми объятиями на выходе из аэропорта Пальмы. Анна набросилась на сестру, как всегда, с поцелуями и приторной лаской. А Марина, с ее нежной улыбкой и милыми ямочками на щеках, при свойственной застенчивости, обнимала сестру по-своему, сдержаннее, но любя не меньше.

Им предстояло провести наедине целых три недели. Армандо пребывал в Панаме в деловой поездке, и они могли вольготно расположиться во всем доме своего детства. Марину удивило, что ее шурин так поторопился с командировкой, и