— Боря…

Он вернулся.

— Нагнись, — шепнула она. — Не хочу, чтобы слышали. Ты сказал, что тебе повезло, чтобы успокоить меня, правда?

— Аня…

— У тебя ничего не узнаешь. Ну иди. Не забудь спицы и нитки. Красные. Как придешь домой, сразу положи их в сумку, чтобы не забыть… Быстрее пройдет время.

Ночью она потеряла сознание и через два дня умерла.

Людмила Владимировна хотела забрать Машу к себе: и для Маши так будет лучше, и Григорию Яковлевичу спасение. Шубин все откладывал: пусть Григорий Яковлевич сначала окрепнет, хоть на улицу начнет выходить, тогда посмотрим… Он готовил по утрам обед, укутывал горячие кастрюли газетами, сверху — байковым одеялом и, уходя на работу, оставлял их между подушками. А Маша это не ела, жевала хлеб с сахаром. Ядя стала прибегать в свой обеденный перерыв, чтобы покормить девочку. Вечером, когда Шубин возвращался с работы, она рассказывала ему, что и как Маша съела, и, вспомнив о какой-нибудь забавной девчоночьей выходке, умилялась:

— Как будто ангел босыми ножками по душе протопал.

3. ПОСЛЕДНИЙ ЦЕХ

Сентябрь был холодным. В ночь на шестнадцатое температура опустилась до трех градусов и шел дождь. К утру дождь кончился. На мглистой Водопьяновской, по одну сторону которой были трехэтажные, старого кирпича дома, а по другую тянулась заводская стена, на полутора километрах от заводоуправления до транспортной проходной плотно стояли грузовики. По асфальту струились под уклон потоки воды, люди переходили улицу, по-утиному ступая на пятки.

Над воротами транспортной проходной поднимался слабый дымок: в зеленой будке пропускного пункта с ночи затопили. Дрова были свалены у двери, едва не под колеса проезжающих машин. Вышла охранница в форме — синей шинели и берете. Затрезвонил звонок, поехали в стороны створки ворот. Охранница выпустила пустой служебный автобус и трактор с громыхающим прицепом, махнула рукой водителю светлой «Волги», чтобы въезжал. Она работала много лет и знала в лицо водителей и директорской черной, и светлой машины главного инженера.

Внутри завода тоже были улицы, подобные городским, асфальтированные и засаженные липами. Они тоже имели названия, таблички висели на угловых корпусах: Коллекторная, Лабораторная, Термическая, Главная, Литейная — больше двух десятков улиц. Светлая «Волга» двигалась медленно: впереди тянулся сорокатонный «БелАЗ», тащил за собой на стальном листе высокий станок, а навстречу шла из автоцеха колонна «ЗИЛов». Выругав «БелАЗ», водитель «Волги» свернул на Модельную и погнал машину, наверстывая время. Здесь были самые старые цеха, когда-то, при зарождении завода, главные, теперь вспомогательные, одноэтажные строения за густой зеленью. Перед модельным цехом стояла ржавая вода, затопляя траву палисадника. Открылась стальная калитка в стене, и из нее прыгнул через лужу молодой человек в светлом плаще — перед самой «Волгой».

Это был главный металлург Рокеев. Водитель, не спрашивая, остановил машину. Рокеев сел сзади, поздоровался, сказал:

— Я с вами. Смоляк не приехал?

— Нет, — сказал Шубин.

— Я думал, он в выходные приедет.

— Нет, не приехал.

— Я сейчас из модельного, — сказал Рокеев. — Новиков жалуется на них, а у них все было готово позавчера.

За первой железнодорожной веткой пошли литейные цеха, опоясанные черными эстакадами, пылеочистными циклонами и трубами. Было девять часов.

— Останови, — сказал Шубин водителю.

— Ему лишь бы поплакаться, — сказал Рокеев.

Он придержал тугую калитку цеха. Шубин был на полголовы ниже его, грузный, коротконогий.

Грохотала выбивная решетка. Глаз медленно свыкался с полумраком. На решетке подпрыгивали, освобождаясь от черной земли, раскаленные отливки. Появился начальник цеха Новиков: успели доложить, что Шубин здесь. Шубин прокричал сквозь грохот:

— Как дела?

— Модельный цех задерживает! — прокричал ему в ухо Новиков.

— Они были готовы еще позавчера! — крикнул Шубин.

Рокеев смотрел весело: как-то Новиков выпутается? Но тот и не думал выпутываться. Его нисколько не смутило, что он будто бы пытался свалить вину на модельный цех и его тут же уличили во лжи. Он устало махнул рукой, и это подействовало на Шубина сильнее, чем оправдания и увертки. Истинный смысл жеста означал, что дело не в оснастке или других каких-нибудь исправимых мелочах, а в новой машине, ради которой Шубин ехал сюда, и если бы Шубин сейчас сказал — он слышал стук работающей машины! — если бы он сказал: «Так вот работает же, почему ты говоришь, что не работает?», Новиков снова махнул бы рукой, не чувствуя указанного Шубиным противоречия, — мол, сейчас работает, а через минуту может остановиться. Шубин и на это мог бы ответить, но у Новикова был готов ответ и на этот его ответ.

Поэтому Шубин молча пошел вдоль конвейера к машине, и за ним двинулась свита, на ходу пополняющаяся цеховыми инженерами. Он постоял под яркими лампами, наблюдая за рабочими, посмотрел получившиеся формы. Все было хорошо, и это противоречило непроизнесенным словам Новикова. Шубин знал, что несмотря на это Новиков прав, но он сделал единственное, что должен был сейчас сделать, — он сказал при всех:

— Прекрасно работает, Федя.

И пошел к выходу прежде, чем ему успели возразить. Пусть в цехе знают: Шубин считает работоспособность машины доказанной, и если она, эта машина, будет работать плохо, виноватыми будут они.

Новиков пошел рядом, стараясь приблизиться, чтобы можно было перекричать грохот выбивной решетки. Внезапно стало тихо: остановился конвейер. Затихла решетка, простучали как бы запоздало и замолкли сначала одна, потом другая машина, и зазвучали голоса.

— Что там? — крикнул кому-то Новиков.

Что-то сломалось. Новикову уже было не до спора с Шубиным, он просто и по-свойски пожаловался:

— С утра сегодня так. Не одно, так другое. Завод остановим.

— Тебе надо что-нибудь? — спросил Шубин, останавливаясь около калитки.

— А что ты мне можешь дать? Людей ты мне не дашь, и без того с этой ночной сменой перерасход, весь фонд съели. Машина твоя барахлит, так она и будет барахлить.

Это все-таки был упрек. Он сказал «твоя», потому что заказывали машину Рокеев и Шубин. Рокеев, подойдя, немедленно ответил на упрек:

— У других она не барахлит. Элементарного порядка у тебя в цехе нет, вот в чем дело.

— Давай поменяемся, — сказал Новиков. — Я пойду главным металлургом, а ты сюда. Не хочешь?

— Даже калитки у тебя не годятся. — Рокеев помог Шубину откатить тяжелую стальную дверцу и проводил Шубина до машины, чтобы последнее слово в споре с Новиковым осталось за