Шрифт:
Закладка:
— Ну я могу попросить, что бы пригнали.
— Да ладно… Да и летать я боюсь — дорогие понтишки…
— Когда поедем то?
— Куда?
— Ну это ты сами смотри.
— Через пол часика Виталик должен из Питера подскочить, вот и двинем. Сначала в Острешно, потом на озерцо Хвощно, ну а потом под Полново — это Селигер уже, на хуторок… Вот там место закачаешься!
— Ну Селигер известная жемчужина…
— Понос с морковкой, а не место, вот хуторок невдалеке от него! Между трех озер! Между трех холмов! И вокруг сосновый бор! Ну там еще стоянка древнего человека была — а эти неандертальцы плохих мест не выбирали! В натуре Швейцария!
— В натуре?
— В натуре! Вода в озере голубая, с одной стороны песчаный пляж, с другой каменный, небольшая коса с одной стороны, там Лелик часовенку поставить хочет. Говорят, там, какие-то курганы сохранились с древних времен, а я кладбища обожаю, вы ж знаете. В трех километрах Селигер, в пяти Гора «Ореховна» — самая высокая точка всего Валдая, на самую вершину жрецы затащили огромный валун и людей в жертву приносили! Раньше там главное капище было с кучей идолов. Круто!
— Но последнее-то не очень — черное место, должно быть!
— Да неее…, уже давно освященное, оттуда панорама головокружительная — весь Селигер, как на ладони и зимой можно кататься на санках…, да на чем угодно…
— О! Приехал кто-то?
— Это ментики Виталика сопроводили. Я ж говорю, они здесь классные! Виталик, привет!.. — Мужчины познакомились, найдя сразу много общих моментов в интересах, быстренько перекусили, и собравшись, отправились в дорогу на только заново собранном УАЗе, имеющем однозначное определение, как «буханка».
Местный кулибин Валерий, не только оживил кусок металлолома, но и поставил огромные колеса, «лебедку», и все остальное по списку. Как ее охарактеризовала Марина — «огонь тачка», летела, не замечая ям и рытвин и через сорок пять минут, компания подъехала к концу бетонки:
— Ну еще пара километров и приехали… — Уже выезжая на поле из леса, им открылся поразительный, залитый солнечным светом, вид свежей зеленой травы, застилавшей все вокруг успокаивающей сочностью, одиноко стоящих дубов, двух ясеневых алей и зеркала большого озера. Повернув налево, Марина направила машину к двум стоящим в отдалении домам: кирпичному полуразрушенному и крепкому деревянному срубу, обшитому «вагонкой» и выкрашенному в голубой цвет. Остановив вездеход перед кирпичной постройкой, она вылетела навстречу идущему улыбающемуся Олегу, несущему огромный каравай.
— Ни хрена себе! Откуда?!
— С приездом, гости дорогие!.. Перед голубым полутораэтажным домом стоят переносной походный, довольно большой столик, его от озера отрезали несколько берез, стоящих вряд. За ними открывался вид самого раскинувшегося в обе стороны озера и леса за ним, причем взгляд, брошенный через озеро, скользил точно на уровне верхушек елей, растущих на другой стороне водоема, казавшихся тоже голубыми в лучах утреннего солнца. Чуть слева, у кирпичного дома, на срезе нерезкого понижения, дружно стояли в обнимку огромный дуб и такая же ель. Кроны их касались, производя впечатление держащихся за руки великанов, идущих в сторону Юга.
Приехавшие, усевшись за стол, никак не могли оторвать взгляда от открывшегося вида.
Олег говорил не умолкая, рассказывая одну за другой небылицы и мифы, которых знал нескончаемое количество. Минут через пять, от куда-то сбоку появился знакомый только одному проводнику человек, представив его: «Роман», он познакомил его с остальными. Знакомство не произвело впечатлением, ни на кого из окружающих, напротив напрягло обе стороны. Марину и Лагидзе, бывших психиатрами, это обстоятельство очень порадовало и подвигло на изучение, показавшегося им странного человека, с явными патологиями.
Олегу стало скучно, в конце концов, уху он сделал, порядок навел, никому ничего не должен, а спать хотелось. Через минуту весь этот мир и говорящие исчезли из его поля зрения, сам он провалился в сон: «Он стоял на огромном валуне, накаленном до красна, но ноги не пекло, напротив босые ступни ощущали лед, что заставляло поднимать по очереди то одну, то другую ногу. Лил дождь, а он танцевал на камне, вокруг никого не было, ни одной живой души, никто не мешал ему спрыгнуть и отправляться, куда угодно, но что-то держало. Устав, он остановился, но сразу услышал голос откуда-то снизу, то ли из валуна, то ли из-под земли: «Если остановишься, она умрут!». Не совсем понимая, что это значит, он с чувством, опасения за всех, кого знал, продолжал через силу. Так продолжалось трижды, пока вдруг он не посмотрел под ноги и не увидел ребенка — девочку, лежащую связанной, будто бы на жаровне. Было видно, что ей страшно и больно — жар обжигал. Огромные слезы с ее больших голубых глаз не скатывались, а испарялись, причем производя столько удушливого густого пара, что он закрывал собой все окружающее пространство.
Силы были на исходе, он уже несколько раз еле сдерживал равновесие, отчаяние поджимало его, но выхода не было. Олег пытался, хотя бы определить местоположение, но ничего, кроме камня не было видно, хотя какие-то голоса слышались. Неожиданно силы его иссякли, встав на обе ноги, он крикнул, что было мочи, взывая о помощи, но тщетно, вместо ответа, тот же голос сообщил ему: «Теперь ты умрешь, потом ребенок — славная жертва моему господину!». После этих слов, он начал погружаться сквозь камень, ноги загорелись, боль настолько была нестерпимой, что он взмолился Господу, в ответ пар развеялся, и он проснулся».
Огромная коричневая собака, как ему показалось ньюфаундленд — переросток, лизала ему пятки. Люди за столом смеялись, пока Марина пела в лицах: «Нам лижут пятки языки костра, чужие сапоги натерли ноги, работники ножа и топора — романтики с большой дороги!» — Олег же вскрикнул еще раз, вскочил, осознав, наконец, что это уже не сон.
Его напряженность заинтересовала Захара Ильича, и он присел рядом на лавку, на которой тот заснул. Марина подозвала собаку и отправилась прогуляться с Виталием, дабы показать ему окрестности…
Смысловский, наконец, выдохнул, оставшись вне внимания, и воспользовавшись моментом улизнул к дубам в другую сторону от озера, предполагая дождаться там, пока гости уедут.
Лагидзе думая, что мужчина обиделся, решил, будучи по основной специальности психотерапевтом, сгладить ситуацию, и подсел к костру.
— Вы уж, Олег, Бога ради не обижайтесь…, мы вообще пошутить любим, ну а тут еще псу ваши пятки понравились…
— Да что вы! Это то…, я сам похохмить горазд, да и как на Марину обижаться…
— Что ж тогда на вас такую печаль навеяло?
— Да…, ерунда всякая…
— Такие люди, как вы от ерунды не печалятся, до сна вы были