Впервые Евпатий ответил на мои слова:

– А что же тогда с простыми людьми? Кто живет на границе княжества, кто в городах на пути орды останется? С ними как быть?! Как простой народ бросить и дружину отвести?! Не можем мы людей на растерзание волкам степным оставить, просто не можем!

Вопросы боярина не были для меня неожиданностью. Уверенно кивнув, я быстро выложил заранее готовый план:

– Всем, кто в весях и на погостах[1] живет по берегам Прони, уже сейчас нужно в леса уходить, землянки копать, печи складывать. А зерно, что с осени заготовлено, рыбу вяленую, мясо копченое и убоину в лабазы переносить. Если вот прямо сейчас взяться, то можно успеть подготовиться к зиме и спрятаться в дебрях понадежнее, дорогу половцам ордынским преградив засеками. Батый ведь поначалу именно по льду Прони пойдет к Рязани и Пронску, причем всей ордой… Да, боярин, это мне доподлинно известно! Ну а кто в городах живет, Белгороде, Ижеславле, да в том же Пронске, тем одна дорога – дома покинуть да на север уходить. За Рязань. Да и стольный град также требуется покинуть женщинам и деткам, старикам немощным!

Евпатий криво усмехнулся, после чего спросил, даже не пытаясь скрыть сарказм в голосе:

– И как же ты себе это представляешь, а? Куда они пойдут накануне зимы, где им всем найти кров?! Это же многие тысячи людей! Нет, города наши крепки, и взять их…

Однако продолжить Коловрат не успел – я резко перебил богатыря, заговорив с неприкрытым вызовом в голосе:

– Ты что же, боярин, совсем не ведаешь о том, как пали год назад Булгар, Биляр и прочие города итильские?! И разве слабее они были укреплены, чем Рязань?! Я наяву видел, как огромный пожар истребляет Пронск! Как гибнет в огне все его население, как в проломы в стенах крепостных полезли покоренные монголами половцы! Хочешь, подробно тебе поведаю, как Батыева рать крепости берет?!

Евпатий вновь криво усмехнулся, после чего коротко ответил:

– Ну, говори.

Я же ответствовал ему в тон:

– Ну, так слушай же, боярин! У Батыя орда собрана со всего востока. И входят в нее в том числе и китайские умельцы, очень умные и толковые, способные строить настоящие пороки. Причем сейчас в обозе у них сложены лишь отдельные их части, все остальное вырезается или вырубается из дерева на месте, перед штурмом. И всю черную работу делают невольники, захваченные монголами по пути, их называют хашар… Так вот, хашар также возводят частокол вокруг осаждаемой крепости, чтобы не дать местным дружинникам конным стремительно атаковать пороки и их обслугу во время вылазки. Также хашар строят специальные переносные навесы-щиты, за которыми ордынцы укрываются при стрельбе из луков и подступая к стенам, подтягивая тараны к воротам… А лестницы они делают со специальными крючьями, чтобы нельзя их было оттолкнуть! И наконец, хашар самый бесполезный – женщин, детишек, стариков – монголы гонят к стенам во время штурма живым щитом, прячась за их спинами от лучников врага. У кого поднимется рука стрелы пускать в баб и деток?! Особенно если среди них, может, и родные воев идут, понукаемые монгольскою плетью?!

При последних словах лицо боярина почернело, а я между тем продолжил:

– Что же касается пороков, то они у Батыя будут трех видов: тяжелые стрелометы, способные пускать разом по четыре сулицы, они бьют за шестьсот шагов и особенно хороши против лучников, ну или конников, кто попытается до них доскакать да порубить обслугу… Малые камнеметные машины – эти заборолы разбивают, чтобы бреши в городнях образовались, к коим можно и лестницу приставить. Те уже гораздо ближе ставят, шагов на двести пятьдесят от стен, самое дальнее – триста. И наконец, большие и могучие камнеметы, кои на западе называются требушеты, а на востоке – манжаники. Эти могут огромные, тяжелые валуны метать на то же расстояние, что и небольшие камнеметы свои малые снаряды. И ведь валуны эти пробьют любую деревянную стену! Поставят монголы несколько подобных манжаников в ряд, продолбят в тарасах брешь широкую, так тут уж и в ворота тараном бить не надо, через пролом в град войдут!

Коли крепость повыше стоит, на холме, вроде Пронского детинца, то тогда манжаники метают не валуны – те уже не долетят, – а горшки с «живым огнем» из земляного масла. Он вызывает пожары, что ширятся и отвлекают силы защитников на тушение пламени! И когда число воев на стенах уменьшается, вот тогда монголы-то и идут на штурм, прикрываясь живым щитом из полоняников-хашар… Потому-то я и говорю: жителям надо уходят, покинуть города, пусть даже накануне зимы, ибо в этот раз к нам пришла не кочевая половецкая рать изгоном, и деревянные стены от пороков не защитят! Пусть даже половина тех, кто бежит, погибнет от болезней, голода или холода, так ведь вторая же половина выживет! Причем как раз самые жизнеспособные, самые сильные и уцелеют… Все равно лучше, чем если погибнут все: кто во время штурма и разорения крепостей, кто в рядах хашар, также от голода, холода или русских же стрел. Обесчещенные, поруганные погаными, ограбленные и униженные… Нет, уж лучше им города покинуть сейчас!

Коловрат окончательно сник. На некоторое время в храме повисла тягостная тишина. Наконец, он с трудом прочистил горло, после чего прямо спросил:

– Что ты предлагаешь?

Обрадовавшись тому, что пошел самый конструктив, я начал быстро перечислять:

– Во-первых, отвести рать к столице. Во-вторых, все население по берегам Прони спрятать в лесах или увести на север. В-третьих, врага нужно будет задержать на реке, чтобы владимирская рать успела прийти на помощь Рязани. В-четвертых, хорошо подготовить град стольный к обороне…

Тут Коловрат довольно резко меня оборвал:

– Не части! Говори толком, что имеешь в виду?! Если рать Батыева столь сильна, а дружины княжеские нужно отвести в Рязань, то как же ты хочешь остановить степняков?!

Улыбнувшись краешком губ – пригодился мне диплом, очень даже пригодился! – я охотно все разъяснил:

– Дорога к Рязани у Батыя одна – по льду Прони. Но ведь реку же можно перегородить! Вот теми же рогатками, водой облитыми так, чтобы льдом плотно покрылись, в ряд и перегородить! А когда татарва до них дойдет, то даже небольшому отряду наших лучников в сотни две-три воев подобраться к ним на лыжах с высокого берега да стрелять по врагу, покуда стрелы есть! Или же пока ордынцы сами наверх не полезут. Да и то на лошадях ведь уже не смогут, а пешими за нашими лыжниками они не угонятся. Впрочем, и конно по насту вряд ли нагонят…

За день можно и четыре, и пять раз Батыя стопорить, да хоть бы и через каждую версту рогатки такие ставить ледовые! Малый отряд сквозь них не прорубится – лучники наши помешают, а попробуют вперед сильный дозор бросить, чтобы наверняка дорогу расчистил, пусть даже в тысячу воев, так ведь на него можно и вовсе засаду устроить в месте удобном… А еще можно рогульки железные на лед вывалить, снегом припорошить. Или же растопить за ночь лед кострами, дать утром схватиться тонкой коркой, снежком поверху прикрыть… Каждый раз ворог будет вынужден сквозь преграду пробиваться! И ведь главное – чтобы так монголов замедлить, и войска сильного не нужно! Разве что для засады на крепкий головной отряд, коли Батый додумается такой вперед войска отправить… Замедлим мы степняков, вдвое замедлим!