Девушка вздрогнула:

– Вы же не думаете, что он мог бы…

Инспектор поднял руку:

– Насколько я понимаю, мистер Пембрук был последним, кто видел мисс Бартрам живой. Всё, что мне нужно, – это переговорить с ним.

– Он ушёл. – Элеонора облизнула губы. – Он услышал шум и, узнав, что случилось, вышел – ещё до вашего приезда.

– Вышел? Не знаете куда?

Девушка покачала головой. Инспектор пристально наблюдал за ней. Элеонора ничего не рассказывала об их с Лиззи ссоре в кухне или об угрозах Лиззи бросить Элеонору мистеру Пембруку. Его блокнот и без того уже был заполнен. И он записывал не просто слова. Когда Элеонора изо всех сил пыталась заговорить, не обращая внимания на ком в горле, он делал заметки, а его внимательный взгляд скользил то по её рукам, то по платью, то по покрасневшим глазам.

Инспектор понизил голос:

– Вы, кажется, нервничаете, мисс Хартли. Позвольте мне заверить вас: всё, что вы мне рассказали, будет храниться в строжайшей тайне, если дело не будет передано в суд.

Взгляд Элеоноры метался по коридору. Побледневшая миссис Филдинг стояла у двери, ведущей на лестницу для слуг.

– А теперь я должен спросить вас. Как вы полагаете, есть ли какая-то причина, по которой ваш наниматель мог бы причинить вред мисс Бартрам?

Это было слишком хорошей возможностью, чтобы упустить её, но миссис Филдинг всё ещё стояла в дверном проёме. Если она услышит, Элеонору уволят, и у неё не будет ни денег, ни места, куда податься. Девушка взглянула на экономку, убедившись, что инспектор это заметил.

– Найдите других девушек, – прошептала она так, чтобы Хэтчетт услышал.

Когда полисмены ушли, было уже далеко за полдень. Они ступали по кухне широкими шагами, измеряя расстояние между входом для торговцев и углом, где обычно хранилось металлическое ведёрко для угля. Они стояли внизу лестницы для слуг, открывали и закрывали обитые сукном двери, кричали на лестнице, проверяя, как много они сумеют услышать. Они обыскали комнату Лиззи, а потом столпились вокруг корыта.

Элеонора старалась держаться от полисменов подальше. Она, Ифе и Дейзи ждали в гостиной на случай, если понадобятся. Ифе всё никак не могла перестать плакать, а Дейзи бледнела каждый раз, когда видела ведёрко с углём, поставленное у камина. Элеонора не могла не заметить этого. Когда они перевернули Лиззи, на лбу служанки была отметина – кто-то ударил её ведром с углём ещё на кухне. Затем она, должно быть, проковыляла в сад, где нападавший и утопил её в корыте.

Ифе шмыгнула носом.

– Хорошо бы они все уже ушли, – сказала она, утирая глаза. – Они ведь уже нашли всё, что искали.

– А они сказали, что именно искали? – спросила Элеонора.

– Нам они не скажут, – фыркнула Дейзи. – Во всяком случае, пока не убедятся, что мы этого не делали.

Ифе захныкала.

– Не говори глупостей, – резко возразила Элеонора, ёрзая в кресле. – Нас они не подозревают!

Какой-то полисмен крикнул с лестницы для слуг, и все три девушки невольно подскочили.

– Ты беседовала с инспектором довольно долго, – пробормотала Дейзи. Взгляд её карих глаз был прикован к Элеоноре. – Чего он хотел?

Девушка всплеснула руками:

– Конечно же, я провела там уйму времени! Я ведь первая нашла её! И… знаете, это было совсем непросто. Я очень расстроилась.

– Конечно же, – осторожно согласилась Дейзи. Что-то в её голосе заставило Элеонору застыть – словно Дейзи сгладила все острые углы своих слов и осторожно вставила их в беседу. После того как она заговорила, тишина в комнате стала казаться плотнее.

– Это правда, – настаивала Элеонора.

Она сидела как раз между Дейзи и дверью и видела, как взгляд Дейзи метнулся к дверной ручке, всего один раз.

– Иного я и не предполагала, – тем же ровным голосом ответила Дейзи и замолчала.

К ночи толпа разошлась. Большинство пошли за полисменами, когда те забрали тело. Некоторые мальчишки весь вечер подначивали друг друга, чтобы взобраться на стену и сунуть руку в корыто с водой, но это закончилось, когда плачущая миссис Бэнбёри как следует прошлась по ним колотушкой для ковров.

Элеонора пыталась отвлечься от всего этого. Когда инспектор ушёл, она вернулась в свою душную комнатушку, чтобы закончить с починкой одежды. Её никто не останавливал. Но стоило ей открыть дверь и снова посмотреть на дыры, оставленные Лиззи, Элеонора не сумела отвести взгляд – всё стояла, держась за спинку кровати, и смотрела, а в груди что-то сжималось всё теснее и теснее.

Нет, оставаться здесь нельзя. Кто бы ни убил Лиззи, он мог вернуться в любую минуту. Она должна была выбраться.

Элеонора бросила заштопанные платья в чемодан и приставила его к двери. Теперь никто не сможет войти. Все свои порванные вещи она пинками отправила под кровать, не в силах смотреть на них, – и приоткрыла окно, прислушиваясь. Стук колёс экипажей по улицам, крики мальчишек-газетчиков, какой-то человек, разглагольствовавший о беззаконии и грешниках. Из сада не доносилось ни звука. Но ведь в прошлую ночь никто из них ничего тоже не услышал, не так ли? Когда все двери, обитые сукном, закрыты, кто-то мог прокрасться по лестнице. И Элеонора не узнает об этом, пока дверь её спальни со скрипом не откроется.

Элеонора подвинула кровать к двери – ножки скребли по половицам. Нет, она не позволит тому, кто отнял жизнь Лиззи, забрать и её.

«Должно быть, это помощник мясника», – подумала девушка. Они с Лиззи поссорились, и теперь служанка умерла. Не могло же это быть совпадением?

Но, возможно, это было не единственным совпадением.

Вчера вечером Элеонора загадала желание. Она хотела, чтобы Лиззи остановилась, и теперь Лиззи умерла. Могла ли черноглазая незнакомка?..

Элеонора тотчас же отбросила эту мысль. Конечно же, она и её желание не могли стать причиной смерти Лиззи. Желания были не такими! Это ведь были подарки, как в сказках, и они воплощали её мечты в реальность, а не убивали людей.

«Нет, так быть не могло, – сказала себе Элеонора. – Конечно же, нет». Она не была уверена, ждала ли ответа.

Девушка так и не смогла уснуть и спустилась в кухню в четыре утра. На улице было ещё темно. Это не тревожило её, пока она не зажгла плиту и ей не пришлось пойти к водяному насосу. Вот тогда стало казаться, что ночь вздымалась вокруг неё, окружала, просачивалась через двери, точно дым.

Элеонора вытащила кухонный нож. Ручка скользила во вспотевших пальцах, поэтому девушка взяла тряпку и обернула ею ладонь. Нельзя было уронить нож – не когда убийца Лиззи мог оказаться снаружи.

С ведром в одной руке, с ножом – в другой она поднялась по лестнице в сад и приоткрыла садовую дверь носком туфли.

Змейки тумана вились вокруг её ног. Липкий воздух душащей рукой скользил по шее. Длинный низкий жёлоб корыта казался чернее окружающей темноты – словно край ямы, только её и ждавший. Чуть поблёскивала железная рукоять насоса.