Лиззи не была похожа на хрупкую оболочку. Она выглядела ещё хуже – вся в пятнах, распухшая и…

К горлу подкатила тошнота, и Элеонора обняла себя за плечи, впившись в них ногтями. Нет, она не станет об этом думать.

Девушку усадили в гостиной, поставив рядом остывающую кружку горячего бренди. Повсюду сновали полисмены. То были не долговязые констебли, заикавшиеся, если она спрашивала, который час. Эти полисмены были тихими и суровыми, и ладони у них были размером с тарелку.

Гул толпы отскакивал от стен, гудел в ушах. Люди весь день толпились у стены сада, надеясь увидеть тело. Несмотря на то что Элеонора была на первом этаже, она невольно ожидала увидеть лица, прижимавшиеся к окнам гостиной, – лица зевак, пытавшихся хоть мельком увидеть и её.

Девушка вздрогнула, когда дверь открылась.

– Элла? – позвала миссис Филдинг. – Элла, дорогая, с тобой хочет поговорить инспектор.

Это оказался самый высокий мужчина, какого ей только доводилось видеть. Даже когда он сунул шляпу под мышку, ему пришлось пригнуться, чтобы пройти через дверь. Тёмная одежда делала его похожим на гробовщика. Его глубоко посаженные глаза были чёрными, и, поднявшись, чтобы поприветствовать его, Элеонора невольно подумала о черноглазой незнакомке.

– Детектив-инспектор Джордж Хэтчетт, – представился он. – Я так понимаю, это вы нашли тело?

Девушка кивнула.

Инспектор оценивающе посмотрел на неё:

– Садитесь, пожалуйста. Полагаю, для вас это был настоящий шок.

Элеонора осела обратно в кресло. Инспектор полистал блокнот. Медленно и кропотливо он сделал несколько заметок, и Элеонора подумала, что, чёрт возьми, он мог там записать? Она ведь даже ничего не сказала.

– Ну что ж, – проговорил инспектор. – Давайте начнём с самого начала. Вы здесь служанка, верно?

Она кивнула.

– И вы также являетесь подопечной мистера Пембрука?

Она снова кивнула.

– Как долго вы здесь живёте?

– Чуть больше семи лет, – голос был хриплым. – А работаю – три.

– Вот как? – Он поднял брови.

Элеонора снова кивнула. Инспектор прищёлкнул языком. Звук получился странный, похожий на кудахтанье, и это было так неуместно, что хотелось рассмеяться. Словно ворон вдруг начал кудахтать, как курица. Но она совсем не была уверена, что если рассмеётся, то не расплачется, или её не стошнит, или она не продолжит смеяться до упада, пока ноги не подогнутся.

«Это моя вина», – подумала Элеонора. Она не понимала, как на самом деле расстроена Лиззи – даже не думала об этом после их ссоры. Девушка была так зла, так напугана, что даже не думала о служанке. А ведь, подумать только, она сказала все эти ужасные вещи сразу после того, как возлюбленный Лиззи бросил её.

– Расскажите мне, что произошло сегодня утром. Своими словами.

Казалось, Лиззи могла присесть на подлокотник кресла инспектора, или прислониться к оконному стеклу, или обвить руками горло Элеоноры. Каждая тень была тёмной, словно волосы служанки. Каждый отдалённый скрип был звуком её шагов. И всякий раз колебание воздуха приносило с собой запах полироли – потому что Лиззи притворила за собой дверь. Элеонора была готова к тому, что та вот-вот появится и обвиняюще укажет своим бледным пальцем прямо на неё.

Платье Элеоноры всё ещё было влажным – она не знала, потому ли, что Лиззи залила ей кровать, или с того момента, как нашла тело. Но в любом случае сейчас казалось, что кровь Лиззи заливала всю её кожу.

– Мисс Хартли?

Что она могла сказать? И что он хотел услышать? Ей что же, придётся отчитаться за каждую минуту с самого пробуждения? Элеонора не была уверена, что сумеет. Когда она спустилась в кухню – в пять? Она не помнила, слышала ли часы. Нет, наверное, это было раньше. А может, позже.

Может, было совсем не пять утра…

– Мисс Хартли.

– Губы у неё посинели, – выпалила девушка.

Инспектор моргнул:

– Простите?

– Мы пытались вытащить её из воды до того, как вы пришли. Миссис… миссис Филдинг сказала, что она, возможно, пробыла там недолго. Но когда мы перевернули её, губы у неё совсем посинели. Это нормально?

– Так часто бывает.

Элеонора уронила лицо в ладони.

– Она не должна была этого делать. Я ведь поняла, что она мертва, сразу же, как увидела. И я не хотела, чтобы её переворачивали.

– Вы знали? Но откуда?

Уверенность окутала её в тот же миг, как она увидела фигуру в саду. Руки у Лиззи были изогнуты, словно увядшие корни, наполовину скрытые в бороздках в почве. И Элеонора поняла все сразу же, как увидела эти замершие пальцы.

Инспектор вздохнул:

– Вы пили этот бренди, мисс Хартли?

Элеонора покачала головой.

– Что ж, я вынужден настаивать – выпейте, пожалуйста. А когда закончите, я хочу, чтобы вы вспомнили, что именно произошло, когда вы обнаружили мисс Бартрам. Всё, что вы можете рассказать, поможет.

Элеонора подняла взгляд:

– Почему? Она… она ведь утопилась, да?

– Почему вы так говорите?

– Ну, она, должно быть, утопилась. На днях она разругалась со своим возлюбленным. Понимаете… понимаете, он увлёкся мной. – Элеонора опустила взгляд на руки, потом сделала глоток бренди, приятно обжигавший горло. – Я не сделала ничего, чтобы поощрить его в этом, – быстро добавила она, пока инспектор что-то яростно писал. – Но он схватил меня за руку, а Лиззи увидела и была очень расстроена. Когда я увидела, что она лежит там…

Девушка замолчала. Инспектор подался вперёд.

– Боюсь, это было бы невозможно, – мягко сказал он. – Мы подозреваем убийство.

Кружка выскользнула из пальцев Элеоноры.

Убийство…

Инспектор продержал её больше часа. К тому времени, как этот разговор закончился, его блокнот был заполнен записями, хотя девушка так и не рассказала ему всего. Затем Хэтчетт помог ей подняться и велел что-нибудь поесть, словно она была ребёнком, мечтающим о печенье.

Элеонора успела преодолеть половину коридора, прежде чем её вырвало в цветочный горшок.

Она просто не могла есть. Любая мысль о еде, когда перед мысленным взором то и дело возникало распухшее лицо Лиззи, казалась неуместной. Кроме того, на кухне было полно полисменов, и девушка была уверена – все они будут наблюдать за каждым движением ножа, стоит ей только начать нарезать хлеб, и прислушиваться к каждому всплеску воды, когда она начнёт мыть руки. Нет, она не могла заставить себя.

Дверь гостиной открылась. Элеонора обернулась, но это оказался инспектор.

– Ах да, мисс Хартли. Не могли бы вы сказать мне, где сейчас мистер Пембрук? Мне нужно переговорить с ним.