— и, соответственно, от тамошних стрессов. Каковые во многих случаях и являются первопричиной наших проблем. Там, в городе, нервное напряжение сковывает нас, как ледяной, панцирь, а здесь мы пытаемся его растопить. Поэтому наше заведение и называется «Талый лёд». Мы дарим весну.

— Многообещающе, — сказал Стэн. — Прямо хоть оставайся тут и оттаивай. Но для меня это пока, к сожалению, роскошь. Видите ли, доктор, я действую в интересах одной юной особы, у которой произошло несчастье. Её брат пропал без вести, она его ищет. При этом наметилась интересная логическая цепочка — он знаком с Ингвардсеном, а Ингвардсен знаком с вами…

Гланц тонко усмехнулся:

— Да, логика безупречная. И как же зовут пропавшего?

— Эрик Белл. А с нервами, кстати, у него действительно есть проблемы. Вот я и решил спросить — он, часом, не у вас?

— Вы же понимаете, мистер Логвин, что мы не разглашаем конфиденциальную информацию? Есть такое понятие как врачебная тайна. Даже если бы мистер Белл обратился к нам, я не имел бы права рассказывать вам об этом. Искренне сожалею, что не могу быть полезен вашей клиентке.

— Знаете, не хотелось бы думать, что я приехал зря…

— Ну почему же зря? Вручая вам визитную карточку, мистер Логвин, я не шутил. У меня намётанный глаз, и я сразу вижу, кто мог бы стать нашим гостем. Поэтому приглашаю — осмотритесь у нас.

Стэн удивился:

— А как же конфиденциальность и прочее?

— О, не беспокойтесь об этом. Процедурный и жилой корпуса стоят отдельно, туда вы не попадёте. Прогулка же по остальной территории будет вполне уместна. Напомню с вашего позволения — у нас не тюрьма и не психиатрическая лечебница. К нам можно прийти в визитом, а любой постоялец волен покинуть нас, когда пожелает.

— Гм. Предложение неожиданное, но интересное. Отказываться не стану. То есть можно прямо сейчас…

— Разумеется, мистер Логвин. Желаю вам приятной прогулки.

Спустившись по той же лестнице, Стэн обогнул здание. Теперь перед ним открылся не то запущенный парк, не то прореженный и окультуренный лес. Опавшая листва укрывала землю буроватым ковром. Между деревьями тянулись асфальтовые дорожки, кое-где стояли скамейки.

Сквозь облетевшие кроны просматривалось ещё одно здание. Туда Стэн и направился для начала. Постройка выглядела ухоженной, но не слишком нарядной. Плющ на стенах отсутствовал, зато на окнах первого этажа имелись решётки — пусть и довольно тонкие, почти символические.

— Простите, мистер. — Из-за дерева вышел молодой человек в неброском плаще. — Вход в процедурный корпус разрешён только персоналу и пациентам, имеющим врачебное предписание.

— Да-да, — согласился Стэн. — Меня предупредили, но я не знал, что именно это здание — и есть процедурный корпус. Теперь буду иметь в виду.

Развернувшись, он неспешно пошёл обратно. Подумал — решётки, значит? Ну, строго говоря, ничего крамольного в этом нет. Там, к примеру, могут храниться сильнодействующие лекарства. Прутья на окнах — просто рутинная мера предосторожности, защита от случайных воришек. Или способ уберечь от соблазна слишком неуравновешенных пациентов. Хотя откровенных психов тут не должно быть, если верить доктору Гланцу…

На одной из скамеек устроился сухопарый субъект с редеющей шевелюрой и глазами слегка навыкате. Шляпу он не носил, а вместо плаща на нём было длиннополое, наглухо застёгнутое пальто. Рядом стояла миловидная девушка в медицинском халате. Ёжась от сырости, она дожидалась, пока он выпьет таблетки.

— Ну вот, — сказала она, когда он вернул ей стакан с водой, — вам это пойдёт на пользу, мистер Ферхойтен, вы молодец. Отдыхайте, пожалуйста, не буду вам больше надоедать.

Стэн, проходивший мимо, приостановился.

Ферхойтен? Это имя встречалось у Эрика в дневнике…

Медсестра убежала, торопясь вернуться в тепло, Стэн же ненавязчиво присмотрелся к человеку без шляпы. Тот не походил на буйнопомешанного и вёл себя адекватно. Беседа с ним, кажется, не грозила перерасти в дебош. Да и доктор прямо не запрещал разговаривать с пациентами…

— Извините за беспокойство. — Стэн приблизился к лавке. — Я случайно услышал вашу фамилию. Вы ведь художник, верно? Не будете возражать, если я присяду?

— Садитесь, — сказал Ферхойтен, взглянув на Стэна без особого интереса. — Да, я художник. И да, в последнее время моя фамилия на слуху. Выставка поспособствовала. Вы, вероятно, видели там моё полотно, двоелуние над городом.

Стэн припомнил — действительно, картина была в ряду фаворитов. Две луны в ночном небе, росчерки света…

— Видел, — подтвердил он. — Картина произвела впечатление. И понравилась всяко больше, чем та, что висела дальше. Ну, знаете, с освежёванными коровьими тушами.

— Да, понимаю, — усмехнулся Ферхойтен. — Марта умеет эпатировать публику. И чутьё имеет отличное. Мы над ней немного посмеивались перед началом выставки. В самом деле — кто купит нарисованное мясо с кровищей? А вот поди ж ты…

— Значит, нашлись-таки покупатели?

— И не один, представьте себе. Скупили почти всю серию — там, кажется, с десяток холстов. Марта уже похвасталась. То есть не похвасталась даже, а констатировала успех. Она его воспринимает как должное. Иногда я завидую её непоколебимой уверенности…

— А ваша картина с лунами? Её продали?

— Да, покупатель заберёт после выставки. Я, правда, поспешил — согласился на первое же серьёзное предложение. Мог бы выручить больше, подозреваю, но мне хотелось побыстрее избавиться от этих паскудных лун…

— Почему «паскудных»?

Ферхойтен досадливо мотнул головой:

— Вам этого не понять. Вы кто по профессии?

— Я фотограф.

— Гм, любопытно. Впрочем, если вы в своём ателье фотографируете богатых матрон с болонками на руках…

— Я не работаю в ателье. Снимаю непосредственно в городе.

— В самом деле? Ну что ж, это уже слегка обнадёживает… Во всяком случае, попытаюсь вам объяснить… Давайте будем считать, что вы не халтурщик, а человек, который умеет-таки использовать фотокамеру с толком. Тогда вам знакомо чувство… Как бы это сказать? Ощущение, что вы уловили неуловимое… Вырвали его из обыденности, перенесли на плёнку…

— Знаете, — сказал Стэн, — меня на днях об этом спросил клиент, которому понравился снимок. Но я не вижу здесь метафизики. А клиенту ответил, что надо всего лишь вовремя нажать кнопку. Да, для этого тоже нужен талант, но всё равно это выглядит в моём случае несколько прозаично.

— Нажать кнопку… — задумчиво повторил Ферхойтен. — В этом смысле фотографу, наверное, проще, чем живописцу… Хотя, с другой стороны, ваши технические возможности вас же и