но он избегал меня, оттесняя на задний план, будто меня никогда не существовало. И это больно, но это нормально, потому что теперь он в прошлом. Я думаю. Так что, пожалуйста, открой глаза и возвращайся. Папа, пожалуйста, не позволяй мне быть обузой.

Я опускаю голову ему на руку, будто это заставит его пошевелиться или ощутит моё присутствие. Будто это ускорит процесс его возвращения.

Почему я сказала все это? Я думала об этом пять дней, позволяя этому гноиться во мне, пока оно не убьет все хорошие слова и не оставит только отрицательные. Как красный список, с которым у меня проблемы.

Я разрываюсь между чувством долга и здравым смыслом, в том числе чтобы не быть занозой в заднице.

— Кто сказал, что ты обуза?з

Моя голова быстро поднимается. Настолько быстро, что я немного дезориентирована, и внезапный звук срывается с моих губ. Он маленький, но он есть, как визг.

Это он.

Лучший друг моего отца и мой будущий муж.

Человек, в которого я была безнадежно влюблена в течение многих лет, прежде чем уничтожила все это в свой день рождения, а затем забыла о нём, потому что моя гордость важнее.

Он определенно в прошлом.

И все же я не могу не заметить, как его мускулистая грудь растягивает пиджак костюма, или как его глаза темнеют с каждой секундой, когда он смотрит на меня. Я не могу удержаться и не взглянуть на эту чертову упрямую челюсть и то, как она сейчас сжимается, пока мускул не начинает дрожать. Или то, как его длинные ноги в мгновение ока сокращают расстояние между нами, с каждым мощным шагом в мою кровь попадает какое-то захватывающее зелье.

Когда он останавливается рядом со мной, мне приходится выгнут шею, чтобы посмотреть на него, потому что он такой высокий. Высокий, сильный и бог.

И я не хочу пропустить ни секунды, чтобы увидеть это воочию. Вот почему существует религия? Поскольку бог такой ослепительный, у него автоматически появляются последователи, молитвы и жертвы.

Много жертв.

— Вставай.

Я хочу закрыть глаза и запомнить этот голос, его глубокий тенор, легкое гудение в нем. Все это. Но что-то меня останавливает — непрерывный скрежет его челюсти. Он на что-то злится.

Или, может это из-за каких-то дел. Потому что он смотрит на меня темными глазами, которые сейчас кажутся почти черными.

— Я сказал, вставай с пола, Гвинет, — на этот раз он не ждет, пока я подчинюсь, и хватает меня за локоть, поднимая на ноги.

Я снова издал тихий звук, смешанный с этим глупым юношеским визгом. Но сейчас это не важно. Он дотрагивается до моей кожи. Его рука большая, теплая и покрытая жилками, как у бога.

Место, где он прикасается ко мне, горит, а затем начинает покалывать, и никакое глубокое дыхание не прогоняет его. Может быть, прикосновение тоже должно быть в списке негативных слов, потому что мне совершенно необходимо избавиться от него.

Или, может быть, просто ограничься прикосновением к Нейту.

Он наклоняет голову набок и смотрит на меня с суровым, критикующим взглядом, подобающим преступнику. Я сейчас одна, потому что выбрала не того бога?

— Ты слышала, что я сказал?

— На счёт чего? — я ничего не слышала, потому что он все еще прикасается ко мне. Он все еще держит меня за локоть своей теплой рукой. Потому что Нейт никогда этого не делал. Он меня не трогает. Никогда. Я та, кто пытается это сделать, и каждый раз терплю неудачу.

Но он делает это прямо сейчас.

И когда я плыву в облаках, мне трудно сосредоточиться.

— О том, что ты не обуза.

Мое сердце стучит, и я не могу сдержать дрожь, которая пронизывает мои конечности. Это рефлекторная реакция, которая выдает мои эмоции, и я это ненавижу. Особенно рядом с ним. Человек, который каждый раз чертовски виноватв этом.

— Но я правда обуза, — я опускаю голову, глядя на свои белые кроссовки, и это автоматически заставляет меня смотреть на его примитивные кожаные туфли. И разница между его и моим настолько разительна, что это помогает мне устоять на месте и понять все различия, даже если временно. — Я знаю, что ты женишься на мне, потому что хочешь защитить имущество отца, и это нормально, но это все равно делает меня обузой. Потому что я еще недостаточно взрослая, чтобы самой позаботиться обо всем, и даже не закончила ещё колледж и не могу посещать бары, а также заниматься юридической практикой или выступать против Сьюзен в суде и…

— Посмотри на меня.

Я качаю головой, сглатывая после всей этой бессвязной болтовни. Что, если он увидит стыд на моем лице или, что еще хуже, то, что я пытаюсь скрыть? Это была бы катастрофа, которая никому не нужна.

— Гвинет.

Я вздрагиваю, мое сердце колотится в груди, но это не потому, что я боюсь. Даже близко. Это из-за того, как он только что произнес моё имя.

Как можно выразить так много команд в одном слове? Почему он так просто произносит мое имя? И это ужасно, что я хочу, чтобы он продолжал говорить со мной в таком тоне?

Только по этой причине я подумываю ослушаться его, просто чтобы услышать это снова. Но в то же время я не могу игнорировать предупреждение, его серьезность.

Поэтому медленно встречаюсь с его взглядом, и мне жаль, что не смотрела на него все это время, потому что он отпускает мой локоть, и я чувствую, как тону в несуществующей воде.

— Ты искренне веришь, что я сделал это только для того, чтобы быть рядом с тобой, или потому, что я рыцарь в сияющих доспехах? Нет, Гвинет. Отнюдь нет.

— Тогда кто ты?

— Уж точно не какой-то рыцарь в сияющих доспехах. А это значит, что в моем теле нет ни одной благородной жертвенной кости. Я женюсь на тебе не потому, что хочу защитить тебя или наследие Кинга. Я защищаю свою фирму. Мое собственное наследие. Так что тот факт, что ты чувствуешь себя обузой, лишнее и ненужное. Мы используем друг друга. Ты понимаешь?

Моя грудь опустошается, из меня вырывается сильный свист воздуха. Но это не из-за облегчения. Это из-за того, что я так сосредоточилась на его манере речи, что забыла как дышать.

Что всегда и случается.

Но раньше я почти не видела его — примерно раз в месяц или около того — и он почти не разговаривал со мной. Теперь, когда я вижу его каждый день