Шрифт:
Закладка:
Ее глаза сверкают несметным количеством синего, серого и зеленого. Чертовски ярко-зеленый, который, как я думал, больше не появится после аварии Кинга.
Я ненавижу то, как она смотрит на меня. Я чертовски ненавижу это.
Потому что это не просто взгляд, не просто зрительный контакт. Это слова и фразы, которые я не хочу расшифровывать.
Я отпускаю ее, и она немного шатается, как будто парила в воздухе и ее ноги наконец касаются земли. Это то место, где она должна быть всегда — на земле, а не в облаках, куда она иногда поднимается.
Но даже несмотря на то, что я больше не касаюсь ее, она все еще касается части меня. Мой пиджак плотно прилегает к ее груди, словно это какая-то броня, которую она не собирается отпускать.
И мне нужно перестать думать о том, к чему прикасается этот пиджак, потому что это черт возьми не то, о чём следует думать.
— Дело не в том, что я хочу жениться на тебе.
Глоток, звон гвоздей, легкий прыжок. Я всегда ненавидел, насколько она выразительна и все еще может скрывать больше, чем показывает.
— Тогда почему ты сказал это Сьюзен? О, это было ложью? Дымовая завеса, чтобы отпугнуть ее?
— Да, это было, чтобы отпугнуть ее, и в некотором смысле дымовая завеса, но не ложь.
— Я… не понимаю.
— Я имел в виду то, что сказал. Нам нужна совместная собственность на дом и акции, так как ты теперь контролируешь их, и должна предоставить мне доверенность на это. Таким образом, я могу управлять твоими активами, пока тебе не исполнится двадцать один год. Я составлю договор, который объединит наше имущество, даже то, которое принадлежали до брака. Единственный способ сделать это — выйти замуж. Отсюда идея брака.
— Итак… ты действительно хочешь жениться на мне, — искра возвращается, превращая зеленый свет в яркий, который почти съедает синий и серый цвета.
— Ты слышала, что я сказал, Гвинет?
— Да, ты хочешь жениться на мне.
— Помимо этого.
— Это делается, чтобы защитить твое имущество и имущество отца от Сьюзен, что, конечно, я хочу сделать, но не могу сделать из-за моего глупого возраста.
При последних словах ее нос морщится. Мой глупый возраст. Ее брови тоже опускаются, как всякий раз, когда Кинг пытался заставить ее съесть хоть какой-нибудь вкус мороженого, кроме ванили, и она сказала ему: «Я люблю тебя, папа, но ты мне не нравишься все время».
На что он покупал ей нездоровые галлоны мороженого. Естественно, ванильного.
А поскольку она вроде как принцесса, находящаяся под защитой, ей есть чему поучиться. Кинг был слишком мягок, чтобы учить ее.
Мягкость — последнее, в чем меня можно было бы обвинить.
— Разве тебе не должно быть интересно узнать больше по поводу совместной собственности? Имея это и доверенность, я смогу лишить тебя всего до последнего пенни и выбросить в сторону.
— Ты бы не стал, — без колебаний. Она даже не задумывается об этом.
— Что, если я сделаю?
— Нет. Ты много кто, но не предатель. Кроме того, я тебе доверяю.
— Ты не должна. Слепое доверие — чистая глупость.
— Это не слепота. Я тщательно выстраивала это с течением времени. Кроме того, если мы собираемся пожениться, должно быть какое-то доверие.
— Этот брак только по расчету. Ты понимаешь, Гвинет?
— Ох.
— Это вопрос, ответ «да» или «нет». Ты понимаешь?
— Означает ли это, что ты не притронешься ко мне?
Моя челюсть сжимается, и я качаю головой.
— Нет. Это будет только на бумаге.
Серый цвет преобладает в ее глазах-хамелеонах, но я не могу сказать, о чем она думает. Даже когда она подходит ближе.
— Что, если все же ты прикоснешься ко мне?
— Этого не случится.
— Но это случилось раньше. Два года назад, помнишь? Хотя я была той, кто прикоснулся к тебе, но это все еще имеет значение, верно?
— Гвинет, — выдавливаю я сквозь зубы.
Она вздрагивает, но продолжает:
— Я пытаюсь сказать, что это может повториться снова. Ты не сможешь предотвратить это.
— Я смогу.
Она поджимает губы, нахмурив лоб.
— Никаких прикосновений, Гвинет, я серьезно.
Она поднимает плечо.
— Отлично.
— Правда? — почему-то я не верю, что она так легко сдалась. У нее разочаровывающая решимость, которую невозможно сломить.
— Ага. Но это не значит, что ты не передумаешь.
— Гвинет, — предупреждаю я.
Она снова отходит, пораженная. И я понимаю, что часто делаю с ней это. Пугаю своей строгостью, твердостью и в целом резкостью. Но она будто не хочет замечать этого и отступить.
Она делает шаг назад.
— Я… э-э… я собираюсь спросить доктора, могу ли я зайти к папе.
Она поворачивается и убегает от меня так быстро, как только может. Ее шорты поднимаются вверх по ее бледным бедрам, а топик прилегает к спине. Я пытаюсь отвести взгляд, но не могу.
Я говорю себе, что это нужно для того, чтобы посмотреть, что она будет делать, но вместо этого открыто наблюдаю, как шевелятся ее волосы и на ноги, которые теперь не кажутся такими короткими, когда она не стоит передо мной.
Она не ребенок. Просто маленькая по сравнению со мной.
Мой кулак сжимается от этого образа, и мне нужно вся сила, чтобы оставаться спокойным и сосредоточенным на том, что должно произойти.
Прежде чем завернуть за угол, она резко останавливается и разворачивается ко мне лицом, показывая на мой пиджак, который она все это время прижимала к груди.
— Я собираюсь оставить его тут.
А затем она исчезает в коридоре.
Я вздыхаю, медленно закрывая глаза.
Необходимость.
Я хочу обвинить его, засунуть ему всю эту ситуацию в глотку, но кого я, черт возьми, обманываю?
Это может быть и необходимость, но я начал это и доведу все до конца.
Глава 8
Натаниэл
— Ты хоть представляешь, что делаешь?
Я вздыхаю в тысячный раз и смотрю на своего племянника — источник ненужного вопроса.
— Он знает, — говорит ему Аспен со своей обычной напористостью.
Мы втроем стоим возле мэрии, не обращая внимания на гудящих вокруг нас людей и ориентируясь на время. Я, наверное, единственный, кто страдает нездоровой одержимостью своими часами.
Гвинет опаздывает на двадцать минут.
Конечно, за ее опозданием есть причина. Она никогда не опаздывала на встречи. Не так безответственно.
Хотя, жениться на ней всего через пять дней после несчастного случая с ее отцом — это ненормальная ситуация, но у нас нет времени. Чем раньше она даст мне доверенность, тем
