Я умолк и перевел дух. Я вдруг заметил, что от нахлынувшего возбуждения говорю сбивчиво и слишком громко, почти выкрикиваю слова в трубку.

— Вот только кондиционера нет, не успели поставить, — сказал Вадим, не разделяя моего веселого тона. Он умолк на секунду и после добавил: — Ты, похоже, дома не любишь сидеть. Я вчера несколько раз звонил и так и не смог тебя на месте застать. Гуляешь по городу?

Мне почудилось, что последнюю фразу он произнес как-то вкрадчиво, насторожено, точно разведывал нужное для себя. Я вспомнил об его опасениях насчет конкурентов. Наверное, переживает за сохранность пакета, скользнуло у меня в голове.

— Да, прогулялся немного. Вечером еще в кафе посидел, в «Авроре». Оно здесь неподалеку находится, — ответил я безмятежно, стараясь своей откровенностью успокоить его. — Документы твои у меня, все хорошо, не волнуйся.

— Может быть, тебе что-нибудь нужно? Ты не стесняйся, скажи, — к моему удивлению, он никак не отреагировал на мои слова о пакете. — Как у тебя с деньгами? Есть? Тебе передали?

— Я не взял, спасибо… Я пока своей наличностью пользуюсь. Надеюсь, потом мне твоя компания возместит все расходы. Не бойся, они у меня в разумных пределах, — опять попытался пошутить я. — В дорогие рестораны не хожу и элитных девчонок себе не заказываю.

— Не думай о деньгах, — мне показалось, что Вадим несколько успокоился. — Слышишь? А?.. Не думай о деньгах, понял? Если хочешь, закажи себе женщину. Хочешь трех — возьми трех. Не стесняйся, отдыхай с удовольствием. Знаешь, мне тут срочно уехать пришлось, поэтому извини, что не встретил тебя лично. Ты же все понимаешь — бизнес, дела… Завтра-послезавтра вернусь, вот тогда все обсудим.

— Хорошо, — согласился я и снова напомнил ему я о конверте. — Может быть, ты позвонишь кому-нибудь из своих подчиненных, чтобы приехали и забрали у меня документы.

После моих последних слов в трубке сделалось тихо. На той стороне не было слышно ни звука, ни шороха, даже фоновые шумы внезапно куда-то пропали.

— Нет, пускай документы у тебя остаются. Приеду, отдашь пакет мне. Ну все, скоро увидимся… — послышался голос Прокофьева и в телефоне раздались сигналы отбоя.

Я уже успел заметить, что у Прокофьева имелась отвратительная привычка прекращать разговор, когда ему вздумается. Что это? Манеры большого босса, привыкшего решать все всегда самолично, ни с кем не считаясь, или упущение в воспитании? Я не находил ответа на этот вопрос, по крайней мере, в студенчестве я за ним такого не замечал. Да и какая разница, в чем причина, теперь мы все стали другими, все изменились. Я выключил трубку и повесил ее в коридоре на базу.

После душа кожу между лопаток тянуло. Я смазал ссадину кремом и, еще раз перечитав оставленную Женей записку, обулся и вышел.

Дорогу до галереи я выяснил у прохожего, невысокого старика в старомодном сером костюме и летней сетчатой шляпе. Как и написала в записке Евгения, до галереи нужно было идти чуть более трех кварталов. Я быстро преодолел половину маршрута и вскоре увидел указанные стариком приметы: бетонное здание почты и небольшую книжную лавку, расположенную внизу пятиэтажной серокаменной «сталинки». Солнце палило, приближалось к зениту. Я решил заглянуть в магазинчик, думая купить что-нибудь для чтения и заодно уточнить последующую дорогу.

В зале, прохладном, крохотном и очень тесном, кроме продавца и кассира находился всего один покупатель — грузная тетка в домашнем ситцевом платье. Я огляделся, проследовал мимо вертушек с открытками и принялся просматривать книги. Для такого маленького пространства книг в магазине было огромное количество. Минут двадцать я бродил от стеллажа к стеллажу, но никак не мог определиться в окончательном выборе. Я вынимал то одну, то другую, листал, читал аннотации. Наконец, остановившись около полок с классическими изданиями, я увидел Хемингуэя, роман «Праздник, который всегда с тобой». Книга была карманная, в дешевой мягкой обложке. Судя по количеству исправлений на последней странице, ее уже несколько раз уценяли. Я раскрыл книгу, быстро пробежал глазами первые три страницы и решил прекратить дальнейшие поиски. Подходящая книжка для страдающего от безделья туриста, не очень толстая, не слишком заумная и стоит пустяк.

Я заплатил за роман, уточнил у кассирши остаток пути и, щурясь от яркого солнца, вышел на улицу. Следом за мной из магазина показалась домохозяйка.

Галерею я разыскал на неприметной зеленой улочке, в глубине плотно застроенного квартала, в стороне от центральных артерий города. Музей занимал треть первого этажа большого административного корпуса и имел отдельный вход в виде массивной гранитной арки, которая больше напоминала вход в бункер, нежели подъезд публичного заведения. Многоэтажный дом по своему первоначальному назначению принадлежал к тем позднесоветским постройкам, в каких в прошлое время размещались всякого рода научные институты. Теперь же здесь, что подтверждали вывески на фасаде, во множестве гнездились магазины и офисы коммерческих фирм.

Рядом с аркой-порталом, у дверей из толстого крепкого стекла с латунными ручками, на шероховатой поверхности здания, висела медная доска с вырезанной на ней надписью: «Музей русской православной иконы. Частная коллекция». Я поискал по стене глазами, думая найти еще хоть какую-нибудь информацию, но ничего не обнаружил. Тогда я потянул на себя латунный шар и вошел внутрь.

В прохладном сумрачном вестибюле, за мглистым стеклом темной кассы, висел бумажный листок с отпечатанными на принтере ценами. Входной билет для школьников, пенсионеров и студентов стоил двенадцать рублей, для всех прочих — двадцать четыре. Я заплатил кассирше — сухой морщинистой женщине пенсионного возраста — необходимые деньги и, не задерживаясь больше в «предбаннике», проследовал в зал.

В зале, состоявшем из одинаковых по величине половинок-квадратов, разделенных тремя низкими прямоугольными колоннами, царил полумрак. Окна в галерее отсутствовали. Вернее, они имелись, но их отчего-то снаружи наглухо затворяли специальные деревянные ставни. Ни единой полоски дневного света не просачивалось в помещение, ни единого звука не доносилось. На месте запертых ставнями оконных ниш в стеклянных витринах-киотах покоились древние, тонкой работы, иконы. Скудное освещение внутри зала создавалось потолочными лампами, которые распространяли вокруг неяркий, тускло отражавшийся в стеклах витрин, холодный свет. Кое-где в углах белели датчики охранной сигнализации. Из спрятанных в стены динамиков монотонно, на фоновом уровне, звучали православные песнопения. Точнее, это была их подмена, их имитация. С искусным вплетением современных ритмов, инструментов и других интонаций. Было неясно, откуда доносится музыка. Динамики находились где-то внизу, у самого пола. Я прислушался и пошарил взглядом по подножиям стен, но так и не смог определить источников звука.

Музейная тишина, православная музыка и вся обстановка