– Нормально, – звучит хором.

– Погнали, трудоустроимся, – завершает Дан, заводя мотор.

– В смысле трудоустроимся? Вам-то оно зачем?

– По приколу, – льдинки в глазах друга переливаются азартом. – Глянем как там жизнь с изнанки. Втроём за неделю наберём, ещё и на ромашки для именинницы останется.

Тебя не жаль

Полина

– Поль, а ты чего такая задумчивая? – как бы невзначай интересуется мама, вынимая из духовки противень с сухарями. – И из дому выходишь только на занятия...

– Так о них, родимых, думаю, – варварски кромсаю куриную грудинку, бездарно пытаясь изобразить восторг от перспективы готовить ещё и соус для Цезаря.

Мама вбила себе в голову, что на своё девятнадцатилетние хоть одно блюдо я могла бы приготовить сама. Собственно, это основная причина почему я была против празднования.

– А тот парень, с которым ты ходила гулять... вы поругались?

Остриё ножа, соскользнув, громко стучит о разделочную доску. Вот же пристали. На днях папа подходил с тем же вопросом. Только из его уст это прозвучало более устрашающе: "Он тебя обидел?"

Ух, как обидел! Но я хочу ещё. Только прибить скотину хочется больше.

Интересно, как отец воспринял бы такой ответ?

– Мы просто обсудили вероятность, что он получит в нос, если продолжит навязываться.

Взгляд мамы остаётся недоверчивым.

– До полуночи?..

– Кир на редкость туповат, – отшучиваюсь, порывисто вываливая нарезанную курицу в салатницу.

– Поль, ты же всегда была со мной откровенной...

Наудачу к нам заглядывает перемазанная помадой Олюня, и мама уводит её умываться. Что, с одной стороны, своевременно, а с другой... соус мне придётся доделывать без наставницы. В последний раз, когда такое случилось папе пришлось брать больничный.

Сверившись в четвёртый раз с рецептом, добавляю в высокую чашу сок лимона, яйцо, анчоусы, и принимаюсь чистить чеснок. Мысли, будто сойдя с паузы, возвращаются к Кириллу.

Прошла уже неделя после нашей поездки на озеро. Неделя, за которую я видела его всего один раз, не считая пары эпизодов в университетской столовой, когда Кир, кажется, пытался взглядом вскипятить свой кофе и ничего вокруг не замечал. Мне бы радоваться, но злость берёт такая, что хоть вой. Я, значит, сидела вся как на иголках, изгрызла на нервах тонны лака с ногтей, а он даже не соизволил дать знать, что отстал!

Наша единственная встреча произошла вчера вечером у подъезда. Было уже поздно, стемнело и дул сильный ветер. Я как раз закрывала за собой парадную дверь, когда почувствовала на себе его пристальный взгляд.

Кир не улыбался, не пытался, как обычно, корчить из себя бог весть что, просто медленно шёл навстречу. Вид, главное, усталый какой-то. Не утомлённый скукой или бездельем, а именно вымотанный. И всё равно красивый, зараза. Вот только то, что видимость штука ненадёжная – первое, чему научило меня знакомство с дружной троицей, поэтому внутренне была готова ко всему. Так мне казалось.

Помню, как замерла, сжимая в одной руке пакет с мусором. Думала, сердце выскочит. Вроде не напугалась, а всё равно не по себе стало как-то. Высокий он, сильный, мутный. В общем, совсем не тот, кого охота встретить в поздний час.

– Привет, чудо, – произнёс Кир так спокойно, как будто не было между нами ни разбитого байка, ни невыполненного уговора.

Не знаю, чего я ожидала – придирок следующим же утром, требований, угроз, но точно не того, что он, спустя неделю, просто пройдёт мимо. Поздоровавшись, я свернула за угол к мусорным бакам и всё прислушивалась. Ждала, что вот сейчас услышу шаги за спиной или окрик. Ничего. Ни тогда, ни позже, когда за дверью подъезда меня встречал только бьющийся о плафон мотылёк.

Вздохнув, кидаю зубчики чеснока в миксер: жменю, вторую... Спохватываюсь уже, зажимая кнопку пуска. Не многовато ли – полторы головки?

– Полин, там в дверь звонят, откроешь?

– Да, мам!

Гости, вернее, всего один гость – Гоша, мой товарищ по капоэйре, обещал подойти минут через двадцать. Он в городе проездом, но так и не объяснил, по каким таким делам. Светка усиленно лечила разбитое сердце мороженым и всю неделю лежит с ангиной, а больше мы никого не звали. Поэтому к двери иду уверенная, что кто-то снова ошибся квартирой.

Ан нет.

– С днём рожденья, чудо, – бархатно растягивая слова, напевает Лис, пресекая мою попытку захлопнуть дверь обратно. Как наждаком по нервам проводит.

Выпрямившись, поправляю заляпанный кетчупом фартук.

На нём джинсы и тёмно-синяя рубашка с закатанными по локоть рукавами. Верхние пуговицы расстёгнуты, открывая крепкую шею и ключичную впадину. В двух словах – хорош собой. Скотина.

Мне вдруг становится неловко, потому что переодеться времени не было, а растянутую майку-алкоголичку и домашние штаны дополняют только плюшевые тапочки да кислый вид.

Что отрицать – обидно. Захотел – прошёл мимо, захотел – заявился, а ты виси в подвешенном состоянии и жди каких-то непонятных указаний.

– Зачем пришёл? – произношу дрогнувшим голосом.

– К тебе, – криво усмехается он, – У тебя была неделя, чтобы насладиться перемирием. Рекламная пауза закончилась. Пришла пора платить аванс или... сделать этот вечер особенным. Сразу оговорюсь, я за второй вариант, но настаивать не буду. Всё, как обещал.

– Ты не вовремя, – бросаю с нескрываемым раздражением. – Я жду гостей.

Нагло шагнув в прихожую, он оттесняет меня к комоду, ещё раз усмехается. Бледная улыбка играет только на губах. Кир будто сам не рад, что здесь находится.

– А я чем не гость?

– Гости обычно приходят с цветами, а не требуют чёрт знает чего.

– Спрячь колючки, – в тихом голосе слышится то ли тоска, то ли усталость. – Я пошутил. Из дома выскочил на нервах, мимо проходил... сам не понял, как в дверь позвонил. И цветы у меня при себе, – он задирает вверх край рубашки, показывая розу, набитую на правом боку. – Цветы? Цветы. Дарю – любуйся трогай.

В просторном вроде бы коридоре с его визитом становится тесно и душно. На спине выступает холодная испарина.

– Ты идиот, Лисицин.

– Ой! – раздаётся за спиной тонкий возглас Олюни. Кир порывисто одёргивает одежду. – Тише. Мама услышит, будет ругаться, – обернувшись, вижу, что малышка вовсю разглядывает гостя любопытными глазищами. – Кто это?

– Я друг твоей сестры.

– Ещё один?

Кир выразительно приподнимает бровь. Я решаю