настойчивее. Вновь тишина. Он приложил ухо к холодной металлической поверхности, прислушался, уловил еле различимые звуки какого-то движения и принялся барабанить безостановочно. Тут клацнул замок соседней двери, она приоткрылась. Через узкую щель на Романа уставились два недовольных глаза на морщинистом женском лице и хриплый старческий голос бросил в его адрес грязное ругательство. Он хотел спросить про соседа, но дверь уже закрылась с громким хлопком и вновь наступила тишина. Рома опять поднял руку, сжатую в кулак, но в этот момент услышал, как поворачивается в двери ключ. Она широко распахнулась и…

Славин был всего двумя годами старше, но выглядел глубоким стариком: обвисшая пожелтевшая кожа на измождённом лице, набрякшие мешки под глазами, впалые, покрытые высыпаниями щёки, сухие потрескавшиеся губы, всклокоченные, давно не стриженные волосы. Рома замер, пристально вглядываясь в такое знакомое, но вместе с тем чужое, неприятное лицо.

— А, это ты? — равнодушно просипел Костя, словно они расстались полчаса назад. — Ты откуда?

— Да вот…

Рома завис, словно застывший кадр в поставленной на паузу видеозаписи, и как ни старался, не мог произнести ни слова. Его душили эмоции, горло перехватил спазм, и только через минуту он смог хрипло выдавить из себя:

— Привет, Костян. Я тут в гости к тебе.

— Есть чего?

Рома не сразу понял вопрос, но сообразив, приподнял пакет с бутылкой и покачал им перед лицом хозяина квартиры. Оно мгновенно изменилось, появилось даже некое подобие радушия.

— Тогда не стой, проходи.

Костя выхватил из рук Романа пакет, повернулся и быстро скрылся в глубине квартиры.

Гостиная, куда проследовал Роман за хозяином, представляла собой некое подобие студии художника. Напротив широкого голого окна стоял мольберт, рядом на подставке — кисти и перепачканная разноцветными мазками палитра, на полу вокруг валялись смятые, использованные тюбики с краской. У стены стол с нескольким грязными тарелками и стаканами, два стула — и больше никакой мебели. Только множество картин на стенах скрашивало убогий интерьер и это придавало комнате художественный шарм. В воздухе витал почти тошнотворный запах плесени, застарелого табачного дыма и человеческого пота. Когда Роман вошел, Костя уже сидел за столом и успел открыть бутылку. До половины наполнив стакан янтарной жидкостью, он выпил не отрываясь, затем налил ещё, повторил процедуру, и, откинувшись на спинку стула, прикурил длинный окурок сигареты без фильтра. Делая глубокие частые затяжки, он через полузакрытые веки смотрел по сторонам, дёргая головой, словно никак не мог сосредоточить взгляд на каком-то одном предмете.

Роман остановился посередине комнаты, рассматривая развешанные по стенам картины. Пожалуй, Сергей был прав, почти все они были достойны его определения: мазня. Довольно слабые работы, словно написанные учеником, пытающимся выплеснуть на холст свои подростковые амбиции. Однако два полотна из всего этого буйства масляных красок заинтересовали гостя. Они висели как бы отдельно от основной массы и резко выделялись своей законченностью и художественным уровнем. Несомненно, эти картины создал талантливый человек.

Одна из них оказалась портретом Лауры. Рома смотрел, и ему казалось, что эта удачно схваченная улыбка предназначена именно ему, что девушка улыбается в знак приветствия и очень рада его появлению. Прекрасно переданный свет, льющийся откуда-то сверху, подчеркивал прозрачную кожу лица, красивые глаза и их томный, манящий, немного грустный, но от этого ещё более волнующий взгляд. Очарованный, Рома долго не мог оторваться от этой картины. Затем перешёл к следующей — городскому пейзажу. Залитый июльским солнцем дворик старой Москвы, пыльный асфальт, мальчишка, сидящий рядом с перевёрнутым вверх колёсами велосипедом, бабушки на лавочке у подъезда… Картина дышала покоем и любовью к жизни.

Костя поднялся со своего стула, приблизился нетвёрдой походкой и остановился в шаге от Романа.

— Что, нравится? — гордо спросил он.

— Нравится, — тихо ответил Рома.

— А остальные?

— Тоже ничего.

— Вот именно! Именно ни-че-го! Ноль, фук! — проорал Костя прямо в ухо Роме.

Неожиданно он плюнул в одну из картин, развернулся и зашаркал назад. Не присаживаясь, наполнил два стакана, оглянулся на гостя и предложил:

— Иди, выпьем. Не чокаясь, за упокой нереализованного таланта.

Рома подошёл, поднял было стакан, но раздумал и поставил его на стол.

— Ну и хрен с тобой! — прохрипел Костя, опрокидывая в рот очередную порцию виски.

Потом он притянул к себе стакан Романа, опорожнил и его, выудил из полной окурков пепельницы очередной смятый бычок, размял его пальцами, чиркнул спичкой и прикурил. Облако едкого дыма поднялось прямо к Роме, и он невольно закашлял. Костя презрительно скривился и затушил почти догоревший окурок.

— А где она? — спросил Роман, кивком указав на протрет Лауры.

Костя медленно поднял на него глаза, затем перевёл взгляд на картину и горько скривил губы в презрительной улыбке.

— Я ушёл от неё. Ушёл от этой твари, — прохрипел он и добавил уже почти шёпотом: — Никто, никто не понимает…

Затем он уронил голову на руки, лежащие на столе, и замер неподвижно. Рома вдруг ощутил тошнотворный позыв, рванул в коридор, добежал до двери в ванную и заскочил туда. Склонившись над унитазом без крышки, он попытался опорожнить желудок. Он старался, напрягаясь так, что глаза чуть не лезли из орбит, но кроме некоторого количества горькой слизи из него ничего не вышло. Он вытер рот ладонью, побоявшись даже прикоснуться к грязному скомканному полотенцу на краю раковины, затем открыл кран, прополоскал водой рот, сплюнул. Уже выходя из ванной, заметил на полу одноразовый шприц. Осторожно, двумя пальцами он поднял его, повертел, рассматривая коричневые разводы на стенках и решительно направился в гостиную. Толкнул Костю в плечо, и когда тот поднял голову, резко бросил ему в лицо:

— Это что?!

— Не твоё собачье дело! — выдохнул Славин, обдав его свежим перегаром, и вновь уронил голову.

Рома принялся тормошить его за плечо. Тогда Костя привстал, вырвал у него из руки шприц и метнул его в сторону картин. Шприц, словно дротик, пущенный опытным игроком в дартс, воткнулся иглой в лицо Лауры и повис под её левым глазом… Несколько секунд Костя пялился на портрет затуманенным, безразличным взглядом, а потом дико захохотал, раскачиваясь над столом. Рома не мог больше видеть этого. Он бросился к выходу из комнаты, намереваясь убежать из этой квартиры, но хозяин крепко схватил его за рукав.

— У тебя деньги есть? — выпалил он.

— Есть.

— Купи картины. Я же видел, тебе понравились. Никому не предлагал. Тебе могу, только тебе.

— Сколько?

— А сколько есть?

Рома достал портмоне, вынул из кармашка купюры, пересчитал.

— Тридцать две тысячи. Могу ещё в банкомат сбегать, если мало.

— Хватит, — проскрипел Костя, побрёл к стене, снял оба своих шедевра и