Юрген начинал простым корреспондентом, выделяясь из общей массы усердием и особой пронырливостью. Само собой, нередко погоня за сенсацией окрашивалась в циничные желтые тона, зато какое торжество ощущаешь, раздобыв пикантный снимок или первым «застолбив» горяченькую новостишку!

Редактор отдела новостей ухмыльнулся, быстро перебирая распечатки. Не то, всё не то… На передовицу не тянет.

Озабоченно выпятив нижнюю губу, он потеребил ее. Время, время… Где б раздобыть или прикупить пару-тройку лишних часов…

Верстать пора, а первая полоса пуста. Заерзав, редактор с мрачной тоской поглядел в окно. Солнце село… Опять домой затемно возвращаться… Да какое «домой» — работа не сделана!

— Господин Штёбе? — зарокотал басистый голос.

Юрген крутнулся в разболтанном кресле к посетителю, рослому блондину с глазами льдистого голубого цвета, настоящей «белокурой бестии».

— Вы ко мне? — нетерпеливо осведомился он.

— К вам. — Блондин, не чинясь, занял скрипучий стул. — Хочу предложить вам материал… Можно сказать, «гвоздевой».

— Вот как? — Штёбе отвалился на податливую спинку и сложил руки на животе.

— Вот так, — твердых губ посетителя коснулась мимолетная улыбка, холодноватая и безразличная. — Здесь, — он выложил на стол файлик, набитый сканами, — копия так называемого «письма доктора Рикермана» от четырнадцатого сентября девяносто шестого года. Да, безусловно, в письме можно найти определенные странности, начиная с того, что никогда человек с фамилией Рикерман не занимал пост государственного министра, как тут указано. К тому же… это явствует из текста, «доктор Рикерман» работал в контрольном управлении Федеральной разведывательной службы, и тогда он или она могли бы состоять в должности руководителя департамента, но никак не министра. — Скупая улыбка тронула губы гостя, искривив их, будто в гримаске неудовольствия. — Я не зря перечисляю те изъяны, которые вами, как человеком опытным, сразу же будут отмечены. Добавлю еще, что письмо отпечатано на машинке старого образца, без стандартного шаблона, да и обязательная отметка о принятии документа отсутствует. Однако все эти придирки совершенно не важны. Важна суть, изложенная в письме! А в нем разглашается информация, проходящая под грифом «Строго секретно»… Конкретно — о «Канцлер-акте».

— Ага… — скучающий, рассеянный взгляд Штёбе моментально сфокусировался. — А подробней? Кстати, как мне обращаться к вам?

— Зовите меня Хольгер, — прогудел визитёр. — Этого достаточно.

— Я внимательно слушаю, Хольгер.

Тот кивнул. Выложил ксерокопии из файлика, и опустил на них мощную пятерню.

— Можно сказать, что в письме вскрывается правда о «Канцлер-акте», об этом постыдном документе, унижающем и власти Германии, и ее народ. Двадцать первого мая сорок девятого года американцы заключили с Германией секретный договор, после чего каждый вновь избранный канцлер, еще перед присягой, должен был сначала посетить Вашингтон и подписать тот самый «Канцлер-акт». — Хольгер криво усмехнулся. — Ну, для владык прогибаться — в обычае. Насколько помню, мелкие русские царьки ездили к монгольскому хану за ярлыком на княжение, а наш Генрих IV на коленях вымаливал корону у ворот Каноссы… Но нация-то чем заслужила этакое поношение? Но вернусь к письму. Итак… Ну, не буду касаться всех пунктов и подпунктов, сразу выделю основное — согласно условий секретного договора, союзники по антигитлеровской коалиции изымают золотой резерв ФРГ в качестве «гарантии»… и сохраняют контроль над средствами массовой информации Германии вплоть до две тысячи девяносто девятого года! Не верите? — сощурился он. — А вы подумайте! Зря, что ли, и ваша газета, и «Ди вельт», и «Бильд» так усердно полощут Шрёдера? Ведь все канцлеры, кроме него, все — от Аденауэра до Коля! — подписали «Канцлер-акт», соглашаясь с ущемлением суверенитета ФРГ! И кто они после этого? Да не более чем пешки в руках союзных держав! — Хольгер обеими руками сгреб бумаги в сторону Штёбе. — Пользуйтесь.

Юрген, словно тасуя, перебирал сканы и «ксеры».

— И сколько вы хотите за всё это? — пробормотал он, все смелее размышляя о роскошной передовице.

— Один пфенниг! — ухмыльнулся посетитель.

* * *

На следующее утро «Франкфуртер альгемайне цайтунг» вышла с аршинными заголовками: «Все послевоенные канцлеры — предатели?» Да еще и фотографии подобрали самые невыгодные — у Эрхарда лицо глупое, Шмидт рот перекосил, Коль дурачится, язык показывает, хоть и рядом с Эйнштейном не стоял…

Юрген, шагая на работу, любовался номерами своей газеты, выставленной за стеклами киосков и на развалах. Издание разбирали весьма живо, но самую большую толпу Штёбе застал у супермаркета «Лидл», напротив большого рекламного панно, состыкованного из десятка телевизоров «ВЭФ». Толкаясь и задирая головы, люди жадно следили за трансляцией — Герхард Шрёдер громил неприятеля в прямом эфире:

— Если в Лондоне и Париже считают нормой не считаться с мнением немецкого народа, то лично я не имею на это права! Меня поливают помоями, оскорбляя в моем лице всю нацию, лишь за то, что я посмел отстаивать свободу и независимость Германии! Мои соратники знают, что я не собирался унижаться за океаном, подписывая «Канцлер-акт». И уж тем более я не намерен лететь на поклон в Лондон! Чувствую, что на посту канцлера мне придется не только создавать новые рабочие места, не только догонять и перегонять ГДР по уровню жизни, но и бороться за коренные суверенные права Германии! Да, знаю, что меня часто обвиняют в симпатиях к Третьему рейху. А разве Англия, Америка, Франция не приложили руку к разгулу нацизма? О-о! — мефистофельская усмешка исказила губы Герда. — Я уже чую, как борзописцы, повизгивая от восторга, строчат про «коммунистическую изнанку Шрёдера», обзывают «красным канцлером» и «жертвой советской пропаганды»! Это их обычная реакция на правду. Ну, пусть уж простят меня лжецы и клеветники — я не согласен извращать истину в угоду кому-либо! А моим девизом, пускай и охаянным, было и остается: «Германия превыше всего!» О, я уже вижу, как мои противники довольно потирают руки — проговорился, мол! Отнюдь нет! Эта строка из «Песни немцев» не содержит великодержавного смысла. Как и написавший ее поэт, Гофман фон Фаллерслебен, я толкую припев как призыв к национальному единству, а это действительно — превыше всего на свете!

Толпа одобрительно загомонила, а Юрген подумал, что он, в кои веки, оказался прав, голосуя за Шрёдера.

«Красный канцлер»! — ухмыльнулся редактор, поторапливаясь. — Надо запомнить…'

Понедельник, 13 октября. День

Москва, улица Мосфильмовская

Заморозками природа не отметилась, однако ночь прошла холодная. Солнце с самой зари отогревало столицу, благо, ветра не задували, снося зыбкую