Когда осознает, что его жена уже твердо решила уйти от него? Рано или поздно, так или иначе... когда позволят обстоятельства и состояние малыша? Это же просто неизбежно, потому что я никогда не смирюсь с его отношением к своему поступку! И забыть никогда не смогу!

«Даша, это ничего не значит... люблю только тебя...»

Господи, это же бред. Что у мужчин творится с мозгами, когда они так рассуждают про измены?

Из коридора вдруг доносится какой-то странный шум, и я застываю, лежа ничком и продолжая сжимать подушку обеими руками.

Всë это время через стену издалека доносились тихие мужские голоса. В особенности хорошо было слышно желчный бубнеж Александра Леонидовича...

А теперь он вдруг заткнулся в непонятном грохоте.

Что бы там ни произошло, но минут через пять Князев всë-таки входит в мою дверь. Один. Почти бесшумно. Он делает всего пару резких широких шагов и так же внезапно останавливается.

И тишина...

Темная густая тишина, аж вибрирующая от дикого напряжения в моей голове. И звуков собственного дыхания.

Я не вижу, что делает Князев.

Просто хмуро разглядывает мое похудевшее тело? А может, цинично обдумывает, что со мной, беспамятной, теперь делать и как ему будет удобнее вывернуть ситуацию в свою пользу..? Планирует сделать вид, что не было никакой измены и убедить меня, будто у нас идеальная счастливая семья, как на красивой рекламной картинке?

Наверняка Александр Леонидович сообщил ему, что у меня провал в памяти...

Лежу с зажмуренными глазами, наполовину зарывшись лицом в подушку, и мысленно заклинаю: «Только не подходи ко мне. Только не трогай! Пожалуйста... »

Жужжание его мобильного в кармане бьет по моим нервам мелкой дрожью. К счастью, покрывало надежно скрывает мой трепет, да и внимание самого Князева явно переключилось на входящий звонок.

Слышу, как он достает телефон, чтобы взглянуть на экран... потом коротко, еле слышно матерится сквозь зубы. И выходит в коридор.

Я тихо выдыхаю и немного расслабляюсь, непроизвольно прислушиваясь к низкому неторопливому голосу мужа за дверью. Но слова никак не разобрать.

Кто ему звонит в такое позднее время? Посреди ночи?

Кажется, его секретарша кричала, что ее уволили... но разве это помеха тому, чтобы продолжать «регулярно и качественно отсасывать» Князеву? Так им будет даже удобнее, без свидетелей-то.

Несмотря на то, что из принципа я уже отказалась от мысли, что нашу семью можно как-то «починить», образы новых и новых измен, которые подкидывает разбушевавшееся воображение, терзают сердце новой болью. И этот яд на уровне домыслов — настоящая пытка.

Я хочу услышать, с кем он разговаривает!

Я должна знать...

...Действительно ли Князев вышвырнул свою секретаршу и перестал ее сексуально пользовать... или это было только для отвода глаз?

Кусая губы, тихонько встаю с койки и на цыпочках подхожу к двери. Она прикрыта, но совсем не плотно — есть тонкая щель. И голос Князева отсюда хорошо слышно.

Спокойно, уверенно и с какими-то странными — будто в раздумье, — интонациями он говорит в трубку:

— ...и забудь о моей жене, Нонна. Твое увольнение было неизбежно, но я уже решаю для тебя жилищный вопрос. О таком варианте ты даже не мечтала. Завтра поедем туда — собирай вещи.

Князев говорит что-то еще, но я уже не вслушиваюсь. Меня как обухом в голову по новой ударило, и от внезапной слабости начинает шатать.

Врал. Он всë-таки мне врал даже насчет «случайной слабости». Господи... за что?!

Я судорожно приваливаюсь спиной к стене и сползаю вниз, пряча слëзы в ладонях.

♂️ Глава 18. Князь. Коса на камень

«Прекрасный» заведующий родильным отделением Александр Леонидович появляется очень скоро — уже оперативно умывшийся и в свежем халате.

Выглядит это хамло вполне себе солидно — плотный матерый мужик в годах с циничным прищуром маленьких цепких глазок и размашисто болтающимися длинными ручищами по бокам. По нему сразу заметно, что он не привык почти ни перед кем фильтровать свой базар...

Особенно перед отчаянно страдающими в родах женщинами.

Пока он приближается ко мне подпрыгивающим энергичным шагом, я смотрю на него тяжелым немигающим взглядом.

Стараюсь держать в голове мысль, что его нельзя пока трогать — по крайней мере во время его смены, когда помощь может понадобиться роженицам в любую минуту... но кулаки так и чешутся сделать этому докторишке хор-р-роший массаж морды. Вправить ему мозги как следует...

Может, тогда поймет, что родильный зал — это не то место, где можно свое воспаленное ЧСВ перед слабыми бабами прокачивать.

Герой кверху дырой, блядь!

— Так... — Александр Леонидович нетерпеливо проскакивает мимо меня и щелкает замком, оставив дверь распахнутой настежь. — Вы, я так полагаю, тот самый... м-м... Владан Романыч? Прошу. И дверь за собой прикройте!

Его требование я игнорирую, плечом привалившись к деревянному косяку.

Слежу исподлобья, как он подходит к своему столу, на котором валяется пачка сигарет и почему-то еще младенчески розовая маленькая груша-клизма. Ее назначение становится понятным, когда я замечаю рядом с ней на столе пепельницу в брызгах потушенных водой окурков.

Наглое курение в отделении роддома. Ну-ну...

— Тяжелые роды? — интересуюсь у него нарочито спокойно.

— А? Да нет, — равнодушно пожимает заведующий плечами, открывая форточку в окне. — Обычные срочные роды, без осложнений. Рутина.

— Понимаю. А у Дарьи без документов как прошли роды несколько часов назад, припоминаете..?

— Припоминаю, — бросает он через плечо рассеянно. — У нее посложнее были. Первородящая, да еще и преждевременно... пришлось повозиться. А потом еще и травму головы с постамнестическим синдромом диагностировали... Могу вам дать контакты невролога, если подробности интересны.

Я стискиваю зубы так, что они едва не крошатся.

Вот как. Посложнее, значит. То есть, если для него орать на роженицу в родах без