А фасоны мне идут любые. Я буду в ней, как королева.

Все станут оборачиваться мне вослед. Это вещь на долгие года. Пусть она первой займёт место в моём новом гардеробе!

— Это дорого, барышня. Почти сто пискалей, — короткие напомаженные усики плюгавого торговца, похожего на банкира, задёргались в такт его смеха.

Да, порванное платье, потрёпанный вид не вызывали у владельцев Торгового квартала ничего, кроме смеха.

Мол, бродяжка-побирушка с корзиной, в котором лишь несколько пучков трав, да сумкой травницы через плечо явно издевается над занятыми господами.

— Сходите в ночлежку метрессы Блаун, это в квартале для бедняков. Там раздают одежду, а что получше и купить можно. Отсюда выйдете и свернёте налево, а там прямо пять домов и в правый пролёт. Вмиг дойдёте, ножки у вас, вижу крепкие. Впервые в столице?

Торговец был словоохотлив, он смотрел на меня со смесью пренебрежения и жалости. Сам весь такой чистенький, в белых перчатках и с гвоздикой в петличке, конечно, в его глазах я была абсолютно лишней в этой лавке. Только благородных дам своим видом отпугну!

В какой-то мере я понимала и разделяла беспокойство в его глазах. Но у меня был свой план.

В столице я оказалась в час пополудни, и первым делом отправилась к Ванде. Не хотелось, чтобы она подумала, что я сбежала куда или загуляла.

Работа была мне нужна не только из-за денег, хозяйка знала много секретов, и я просто жаждала быть в них посвящённой.

А тут, бес попутал, решила прогуляться до Торгового квартала и аллеи. Всё равно близко, до дома Ванды отсюда рукой подать!

И только сейчас, зайдя в лавку, поняла, что надо было сначала помыться, приодеться да деньги спрятать так, чтобы не нашли. На всякий случай.

А не так, как я: с полным мешком серебра и в абсолютном одиночестве. Опытный глаз сразу подметит, что девица при деньгах, раз цену спрашивает, а то, что оборванка, даже на руку. Никто искать простушку не станет.

Опять же, если не уйду и настою на примерке или покупке, торговец вызовет полицию, а там доказывай, откуда деньги. Либо отберут и пинка дадут, либо дело заведут, мол, украла, должно быть. Поди докажи, что это не так! И слушать не станут.

Значит, надо изобразить дурочку. Надо сказать, хлопать глазками и нести чушь всегда удавалось мне с трудом. Нет-нет, да и проглянет на лице саркастическая ухмылка!

Но когда речь пошла о сохранности моего вновь приобретённого богатства, тут уж я расстаралась:

— Ох, господин! Всё-то вы верно поняли. В городе я впервой, шла, думаю, дай зайду. Порядков-то я здешних не знаю, — запричитала я и достала одну из тряпиц, которыми выстилала дно корзины для трав.

Они все пропахли суховеем и луговыми травами, так что удушающе-горький запах теперь долго не выветрится из лавки. Это был мой подарок торговцу за неучтивость.

— Вот и ступай подобру-поздорову! И покупательниц мне не пугай! Сказано, для тебя в ночлежке у Блаун вещи сыщутся!

Торговец начинал терять терпение, и тут я решила окончательно позлить бедолагу и, округлив глаза, спросила шёпотом:

— А правду говорят, что одежду, которую продают в ночлежках, с мертвяков снимают? Ох, упаси бог, это же грех какой!

— Что за глупости! Никто не разрешит их раздевать до прихода полиции!

Торговец старался сохранить хотя бы остатки терпения и достоинства, поэтому аккуратно, но крепко схватил меня за рукав и стал подталкивать к выходу.

— Это вам не деревня какая-то, чтобы умер человек, и никто его не записал куда надо. Здесь без полиции ничего не обходится!

«Ага, — подумала я, — кроме грабежей и насилия в подворотнях».

Плюгавый раскраснелся, пшеничного цвета усы уже стояли торчком, но ему удалось вытолкать меня на улицу.

— Вот спасибо! — громко верещала я как можно более противным тоном. — А то у нас гуторят всякое, теперича знать буду и своим напишу, чтоб напраслину на честных людей не возводили!

И добавила тихим голосом:

— А шляпку оставьте, я за ней завтра вернусь. С деньгами.

Повернулась и пошла в сторону дома Ванды. Я не оборачивалась, но чувствовала, что недавний обидчик, раскрыв рот, смотрит мне вслед.

Однако торжество моё продолжалось недолго. Отойдя всего на три дома, уже на границе Торговой аллеи и квартала Вечной Тьмы я почувствовала, что за мной следят.

***

— Эй, красотка, иди сюда! Познакомимся поближе, — крикнули сзади, и это только заставило меня прибавить шагу.

Я сделала вид, что ко мне окрик не имеет никакого отношения. Мало ли кому там эти молодчики кричат?!

— Да не спеши, всё равно не уйдёшь! — второй голос был значительно грубее.

Я побежала, сетуя в глубине души, что на мне платье, а не штаны, как в отрочестве, когда я помогала в приютской конюшне мыть лошадей, а за это мне позволяли ходить в мальчиковой одежде и лазать по диким яблоням и грушам.

Там бы меня никто не догнал!

— Да стой же, полоумная! Мы ж не просто так, мы и подзаработать тебе дадим!

Раздался громкий смех. Ох, святые лукошки, да их там не меньше трёх!

В следующий миг кто-то ухватил меня за рукав. Я резко дёрнулась, раздался треск ткани, но на краткий миг я получила вожделенную свободу и припустила ещё быстрее.

На краткие семь-десять секунд.

— Да что ломаешься! Будешь смирно себя вести да стараться, так и сверх положенного монет отсыплем!— рассмеялся третий.

Долговязый и худой, как щепка, он схватил меня за обе руки и заломил их за спину так, что не вырвалась.

Двое других в это время шарили по моим карманам, да мимоходом лапали, пока я не зарядила одному коленом в нос. Тот взвыл и уже занёс кулак для удара, а я приготовилась верещать на всю улицу о пожаре, как другой, старший у них, тот самый, с грубым голосом крикнул:

— Стой! Отпусти её немедля!

— Да что такое?! — долговязый окинул меня хмурым взглядом, но махнул тому, кто меня удерживал. Медленно и с досадой махнул, а потом плюнул мне под ноги. Гад такой!

Оказавшись на свободе, потирая запястья, я прокашлялась и решилась возмутиться. Чутьё говорило мне, что то, что они обнаружили в сумке травницы, не позволит меня тронуть. А раз так, нужно попробовать своё имущество вернуть.

— Отдайте мне всё, что взяли!

— Бери, сразу не могла сказать? — и старший, ростом и телосложением напоминающий полувеликана передал мне сумку. И отдельно протянул опал на шнурке.

Раньше камень был восковато-жёлтым, а теперь превратился в ярко-оранжевый, словно раскалился изнутри.

— Только обязательно скажи, что мы всё вернули, — добавил долговязый. Он даже стал меньше ростом, до того втягивал голову в плечи и испуганно озирался.