Шрифт:
Закладка:
«Но ведь это все не взаправду?» – мелькает мысль. Я сплю? Или кувшин странным образом перенес меня в мой кошмар…
Паук переставляет лапки, надвигаясь на меня, взрыхляя песок. Я кашляю, когда он попадает мне в лицо. Все это очень и очень реально.
Где бы я ни была, но если умру – все будет кончено. Почему-то в этом я уверена.
На этот раз мой приступ сильно отличается. Но самое кошмарное другое – тени видят меня. В их глазах искрится недоумение, но битва не прекращается.
Скорпион не отстает. Он пытается напасть на паука, ужалить его. Паук, словно предвидев это, изворачивается и вцепляется хищным ртом как раз в жало, не позволяя скорпиону воспользоваться им.
Для меня это передышка. Вдалеке замечаю два скрученных длинных тела, двигающихся в одном смертельном ритме. Алая змея и многоножка будто слились в единое существо, извиваясь по песку.
Мне даже немного жаль змею. Тело все еще помнит цепкую хватку множества ножек. Они обхватили тело змеи, поймав в чудовищный капкан, обездвижили соперника до тех пор, пока он не перестает биться. Многоножка выпрямляется во весь рост, намного превосходящий мой, победоносно раскачивается из стороны в сторону. Песок вздымается, и я вижу лежащего вместо змеи человека с красными волосами и в алом плаще. Лицо обращено ко мне, змеиные глаза застыли.
Многоножка замечает меня и снова приходит в движение. Танец скорпиона и паука она останавливает так быстро, что я не успеваю и моргнуть. И вот на песке раскинулись еще два тела – девушки с длинной и загнутой кверху черной косой и крепкого мужчины в белой накидке с растрепанными волосами столь же бесцветными, как и песок под ним.
«Но почему Призрак сказал мне про руку?» – вдруг думаю я. Должна быть причина. Я пожертвовала правой рукой и что? Я оказалась здесь. Неужели я еще способна выкарабкаться?
Сжимаю руку в кулак. Конечно, мне не одолеть многоножку, да еще такую огромную, голыми руками. Страх заставляет кровь быстрее бежать по венам. Возможно, я уже отравлена настолько, что мне не вернуться, возможно, это лишь бред умирающей видии.
Многоножка бросается вперед, пытаясь всеми лапами обхватить меня целиком, и я сжимаюсь, будто позволяю ей. Неожиданно выставляю перед собой правую руку. Ту самую, в которой мне почудился камень. Ту самую, которой просил пожертвовать Призрак. Зажмуриваюсь.
Открыть глаза мне все-таки приходится. Потому что нет удара, которого я так ожидала. А моя рука…
Она вплоть до локтя покрыта черным панцирем, сверкающим на солнце, совсем как мой камушек. И он ползет дальше, добираясь до плеча, до шеи, пока не перепрыгивает на другую руку, бежит вниз по туловищу, по ногам и ступням. На мне больше нет платья, я вся в панцире. Только волосы развеваются на поднявшемся ветру. В глазах теней, что окружают меня, застыла злость, настоящая ненависть. Они фырчат и отпрыгивают от меня. Как и многоножка.
Пробую сжать руки. Двигаться мне довольно тяжело, но я чувствую себя защищенной. Моя слабость вдруг стала силой.
Делаю шаг вперед, и многоножка сжимается. Ее лапки подергиваются – она дрожит. Но не от предвкушения триумфа. Бросаю взгляды на тела трех людей, пораженных этой тварью. На их месте могла быть я. Сама не своя, бросаюсь на многоножку, обхватывая ее скользкое тело обеими руками. Сдавливаю, рву на части. Совсем как ту птицу… Откуда во мне такая сила?
И это осознание заставляет меня встрепенуться. Вспомнить, кто я такая. Нет, я не кровожадный монстр. Выпускаю из рук тело твари. Она еще пытается уползти прочь. Вокруг нас больше нет теней, ветер поднимает песок вихрем. Я подхожу к мужчине в белом: ветер неистово треплет его волосы и одежды, а я сажусь на колени и тяну к нему руку. Переворачиваю на спину и вдруг вижу символы, парящие над ним в воздухе. Это так странно, необычно, и вместе с тем я будто всю жизнь только и делала, что видела их. Они складываются в слово:
– А-Р-А-К-Х, – произношу я.
Мужчина вздрагивает, распахивая глаза, красные, как у того паука. Он оживает от моих слов, и я бы хотела объяснить, как такое возможно, но нет, тело будто тянет дальше. Встаю и подхожу к женщине. Панцирь, в который я закована, сам ведет меня.
С черноволосой женщиной происходит то же самое. Символы переплетаются и выстраиваются в правильном порядке быстрее, или мне просто легче читать их, хотя я даже не знаю этого языка. Все книги, которые я прочла в Сколастике, были на языке оа – общем для людей всего мира Магиваррии, насколько мне известно.
– Гектида, – произношу я имя, пробуя его на вкус.
Женщина моментально подскакивает на ноги, будто сама ужаленная скорпионом. На ней совсем мало одежды – полоски кожаной ткани еле прикрывают грудь и бедра, ноги обвиты черными кожаными лентами. Глаза этой женщины совсем как мои – черные, как беспроглядная ночь, но намного более свирепые. Она пятится, увидев меня, пока не касается плеча Аракха. Они берутся за руки, будто брат и сестра.
Я иду к третьему человеку – если конечно, можно назвать их людьми в этом странном мире.
Третье имя я читаю, едва увидев его:
– Борос.
Когда все трое стоят передо мной, я вдруг вздыхаю. В моей груди будто закончился воздух, а тело налилось тяжестью.
– Наша госпожа, – произносит Аракх, – мы будем служить тебе вечность, когда бы ты ни призвала нас.
У меня заканчиваются силы. Панцирь крошится, отваливаясь от моего тела целыми кусками, которые моментально подхватывает ветер. Мгновение, и он поднимает и меня, возвращая в реальность. Я открываю глаза и смотрю в черное грозовое небо.
– Отец! Пора уже прекратить это! – слышу голос принцессы. – Девушка показала свое мужество. Довольно этой пытки. Больше не могу смотреть, как она корчится здесь. И уберите эту мерзкую тварь.
Тело не подчиняется мне. Оно бьется в судорогах на зеленой траве. С моей руки соскальзывает многоножка, падая в клевер. Переворачиваюсь набок, глядя на нее, такую маленькую, такую побежденную. Боль возвращается сокрушительной волной.
«Они не видели, они ничего не знают», – проносится в мыслях. А мое тело все же отравлено, яд ломает все мышцы, заставляя извиваться по траве не хуже того змея. А все кругом просто смотрят.
– Я прошу! – снова выкрикивает принцесса. – Отец! – и чуть тише: – Милорд!
– Довольно, – слышу
